Фантастические сказки

Энсти Ф.

–  Не давал ли ты обещания никогда не просить у меня никакой милости? К тому же это ничего не изменит, ибо я бесповоротно решил уничтожить тебя.

–  Я требую этого во имя великого Лорда-мора (мир и молитва над ним).

Это была отчаянная попытка, но она имела успех. Джинн заметно поколебался.

–  Спрашивай, - сказал он, - но будь краток, ибо время летит.

Гораций решился в последний раз обратиться к чувству благодарности Факраша, так как, по-видимому, оно было главной чертой его характера.

–  Ведь если бы не

я, - сказал он, - то вы до сих пор сидели бы в бутыли, не так ли?

–  Это и есть причина, по которой я решил истребить тебя, - ответил джинн.

–  О!
– мог только воскликнуть Гораций при столь неожиданном ответе. Последняя надежда изменила ему, и он быстро приближался к гибели.

–  Желаешь ли ты задать мне еще вопросы, - осведомился джинн зловеще-снисходительным тоном, - или же готов встретить судьбу свою без дальнейшего промедления?

Горации решил не сдаваться. Пока ему не везло, но почему бы не продолжать игру, надеясь на шальную удачу?

–  Я еще далеко не все сказал, - ответил он.
– И помните, что вы обещали мне отвечать во имя Лорда-мэра.

–  Я отвечу тебе еще на один вопрос, не больше, - сказал джинн твердым голосом. И Вентимор понял, что теперь его участь всецело зависит от слов, которые он сейчас произнесет.

18. КРИВАЯ ВЫВЕЗЛА

–  Ну, каков твой второй вопрос о, дерзновенный?
– нетерпеливо проговорил джинн. Он стоял, скрестивши руки, и смотрел сверху вниз на Горация, который все сидел на узком карнизе, не решаясь взглянуть вниз, чтобы не закружилась голова.

–  Сейчас, - ответил Вентимор.
– Я хочу знать, почему вы намерены разбить меня вдребезги таким варварским манером в оплату за то, что я вас выпустил из бутыли? Разве вам там было так хорошо?

–  Там я, по крайней мере, имел покой, и никто не тревожил меня. Но, освободивши меня, ты коварно скрыл, что Сулейман давно уже умер и что вместо него царит владыка, в тысячу раз более могучий, угнетающий род наш трудами и муками, перед которыми ничтожны все казни Сулеймана.

–  Что такое вы еще вбили себе в голову? Неужели вы имеете в виду Лорда-мора?

–  А кого же кроме?
– торжественно ответил джинн, - Хотя на этот раз я хитростью избег его мщения, однако хорошо знаю, что он скоро захватит меня в свою власть при помощи ли драгоценного талисмана, который висит у него на груди, или силою того коварного чудовища с мириадами ушей, глаз и языков, которое ты зовешь «Прессою».

Несмотря на свое отчаянное положение, Горации не мог удержаться от хохота.

–  Простите, пожалуйста, г. Факраш, - сказал он, как скоро к нему вернулся дар слова, - но… Лорд-мэр! Это уж чересчур нелепо! Да ведь он и мухи не обидит!

–  Не стремись более обманывать меня, - с бешенством возразил Факраш.
– Разве не из твоих уст узнал я, что духи земли, воздуха, воды и огня покорны его воле? Разве у меня

нет глаз? Разве я не вижу отсюда, как трудятся мои пленные братья? Кто же, как не порабощенные джинны, стонут и визжат, звеня оковами и, выдыхая пар, тащат по мостам страшные тяжести, поставленные на колеса? А другие разве не трудятся таким же образом на грязных водах, задыхаясь от усилий, равно как и третьи, запертые в высокие башни, откуда их дыхание дымом восходит до вышних небес? Разве самый воздух не трепещет и не содрогается от их неустанных усилий, когда они извиваются во мраке и в муках? А ты с бесстыдством утверждаешь, будто такие дела совершаются во владениях Лорда-мэра без его ведома? Поистине, ты считаешь меня за глупца?

«Во всяком случае, - рассудил Вентимор, - если ему угодно воображать, что в паровозах, пароходах и всяких машинах скрываются джинны, отбывающие свой срок, то не в моих интересах разуверять его… А даже совсем напротив!»

–  Я как-то не уяснял себе, чтобы у Лорда-мэра было столько власти, - сказал он, - но, вероятно, ваша правда. И если вам так хочется быть у него в милости, то будет большой ошибкой убить меня. Это его прогневает.

–  Нет, - ответил джинн, - ибо я объявлю, что ты легкомысленно говорил о нем в моем присутствии и что за это я убил тебя.

–  Вам бы следовало, - сказал Гораций, - передать меня ему и предоставить ему расправиться со мной. Это гораздо правильнее.

–  Может быть, и так, - сказал Факраш, - но я возымел к тебе столь пламенную ненависть по причине твоей дерзости и коварства, что не могу отказать себе в наслаждении убить тебя собственной рукой.

–  Неужели не можете?
– сказал Гораций, доходя до пределов отчаяния.
– А потом что вы сделаете?

–  Потом, - отвечал джинн, - я перенесусь в Аравию, где буду в безопасности.

–  Не слишком-то на это надейтесь!
– заметил Гораций.
– Видите вот эти проволоки, протянутые от столба к столбу? Это - пути неких джиннов, называемых электрическими токами, и Лорд-мэр может через них послать весть в Багдад, прежде чем вы долетите до Фолькстона. Кстати, скажу вам и то, что теперь Аравия находится более или менее под властью англичан.

Он, конечно, врал, так как знал отлично, что если бы и существовали трактаты о выдаче, то все же нелегко было бы арестовать джинна.

–  Итак, ты полагаешь, что и у себя на родине я не буду огражден?
– спросил Факраш.

–  Свидетельствую именем Лорда-мэра (которому воздаю всяческое почтение), - сказал Гораций.
– что нигде, куда бы вы ни улетели, вы не будете в большой безопасности, чем здесь.

–  Но если бы опять я очутился в запечатанном сосуде, - сказал джинн, - то разве и сам Лорд-мэр не ощутил бы благоговения перед печатью Сулеймана и не оставил бы намерение тревожить меня?

–  О, разумеется, - сказал Гораций, едва решаясь верить ушам.
– Вот поистине блестящая идея, дорогой г. Факраш.