Фантастические сказки

Энсти Ф.

–  Если так, - сказал Гораций, - то я бы всячески советовал вам как-нибудь выяснить положение, пока не поздно… Не теряйте же времени!

–  Слова твои справедливы, - сказал Факраш, вскочив па ноги и поворачиваясь к Чипсайду.

Гораций, сидя, подвинулся за ним и, взглянув вниз, увидал под собою верхушки тощих и пыльных деревьев на кладбище, макушки черной и густой толпы люден на улицах и красные закраины труб на черепичных крышах.

–  Есть только одно средство, - сказал джинн, - и может случиться, что я утратил способность применять его. Но я сделаю попытку.
– И, протянув правую руку по направлению к востоку, он произнес что-то в роде приказания или призыва.

Гораций чуть не свалился с карниза со страха перед тем, что могло последовать. Он боялся грома, чумы, землетрясения. Он был уверен, что джинн не отступит перед самыми жестокими способами, лишь бы уничтожить следы своего промаха, и мало надеялся на то, чтобы дальнейшие выдумки Факраша оказались удачнее прежних.

К счастью, ни одна из этих крайних мер не пришла в голову джинну, хотя и то, что последовало, было достаточно странно и поразительно.

Внезапно, как бы повинуясь чародейской жестикуляции джинна, темная полоса тумана стала надвигаться от Королевской Биржи, быстро поглощая здание за зданием. Поочередно исчезали ратуша, ближняя колокольня, весь квартал Чипсайда и кладбище, и, повернув голову налево, Гораций увидел, как темный поток, стремясь на запад, скрыл Лудгетский холм, Странд, Черинг-Крос и Вестминстер, так, что, наконец, они с Факрашем очутились одни над беспредельной плоскостью асфальтово-серой тучи, как бы единственные живые существа среди пустого и безмолвного мира.

–  Взгляни, - сказал Факраш.

И Гораций, повернувшись к востоку, увидел, как снова порозовел шпиль колокольни, как ясно, отчетливо выступила ратуша и постепенно выплывали из тумана улицы и крыши домов. Исчезли только развевавшиеся флаги, ожидавшая толпа и конная полиция. Обычное движение ломовиков, омнибусов и экипажей как будто никогда не прерывалось, шум и грохот колес, крики кучеров и щелканье бичей выделялись поразительно звонко среди непрерывно грохочущего рева волн человеческого океана.

–  Это облако, которое ты видел, - сказал Факраш, - унесло с собой память о сегодняшнем событии, и ни один из смертных, собиравшихся почтить тебя, не сохранит о нем воспоминания. Взгляни, они идут по своим делам как ни в чем не бывало!

Горацию не часто приходилось искренне восхищаться джинном, но теперь он не мог удержаться от похвалы.

–  Черт возьми! Это начисто выпутывает Лорда-мэра и всех прочих из глупой истории. Я должен сознаться, г. Факраш, это лучшее из всего, что вы до сих пор сделали.

–  Повремени, - сказал джинн, - ибо сейчас ты увидишь нечто еще более прекрасное.

В его глазах мелькал зловещий зеленый огонек и его жиденькая бородка ощетинилась. Гораций почувствовал беспокойство: ему вовсе не понравился вид джинна.

–  Право, мне думается, вы достаточно потрудились на сегодняшний день, - сказал он.
– К тому же здесь довольно-таки ветрено. Я ничего не имел бы против того, чтобы спуститься на землю.

–  Нет сомнения в том, что ты вскоре будешь внизу, о дерзкое и лживое ничтожество!

И джинн положил ему на плечо свою длинную, узкую руку. «Он что-то затевает, - подумал Вентимор, - но что?»

–  Почтеннейший, - сказал он вслух, - я не понимаю вашего тона. Чем я обидел вас?

–  Вдохновлен Богом был тот, кто сказал: «Берегитесь оскорблять, ибо легко потерять сердце и трудно вернуть его обратно».

–  Чудесно!
– сказал Гораций.
– Но при чем это тут?

–  При том, - объяснил джинн, - что я намерен собственной рукой сбросить тебя вниз с высоты.

На одну секунду Гораций почувствовал, что силы изменяют ему Но огромным напряжением воли он взял себя в руки.

–  Полно!
– сказал он.
– Вы сами знаете, что глупите. При вашей доброте вы не способны на такую жестокость!

–  Жалость с корнем вырвана из моего сердца, - возразил Факраш.
– И потому приготовься к смерти, ибо близится время твоей злополучной погибели.

Вентимор не сумел скрыть дрожи. До сих пор он относился к Факрашу не серьезно, несмотря на его сверхъестественное могущество, а с какой-то полудружественной, полупрезрительной терпимостью, как к доброжелательному, но безнадежно-бестолковому старичишке. Ему никогда не приходило в голову, что джинн может проявить по отношению к нему злую волю. И теперь он недоумевал, как ему обойти и обезоружить это грозное существо? Следовало действовать быстро и хладнокровно, или же навеки расстаться с Сильвией.

И вот, сидя на узком карнизе и вдыхая в себя слабый, но довольно приятный запах хмеля, доносившийся с какой-то отдаленной пивоварни, он всячески пытался собраться с мыслями, но не мог. Вместо того взгляд его лениво следил за оживленно суетившемся толпой, которая не подозревала об ужасной драме, что разыгрывалась так высоко над ней. Под самым краем купола он увидел матово-белое стекло фонаря, у которого стоял крошечный полисмен, наблюдавший за уличным движением. Услышит ли он крик о помощи? Но если и услышит, чем может он помочь? Только разгонит толпу и пошлет за каретой «скорой помощи». Нет, Гораций решил не думать об этих ужасах, а сосредоточиться и изобрести способ перехитрить Факраша.

Как поступали герои «Тысячи и одной ночи»… Например, хотя бы рыбак? Он убедил своего джинна вернуться в бутылку, притворившись, будто сомневается, действительно ли он в ней помещался. По Факраш. хотя простоватый во многих отношениях, все же не был таким дураком. Иногда джиннов можно бывало смягчить и добиться отсрочки приговора, рассказывая сказку за сказкой, будто открывая одну за другой вложенные друг в дружку восточные шкатулки. К несчастью, Факраш не казался расположенным слушать басни, да и Гораций не сумел бы припомнить или сочинить что-либо в данный момент. «Сверх того, - подумал он, - не могу же я без конца сидеть здесь и рассказывать ему анекдоты. Я предпочитаю умереть». Но он вспомнил, что арабского эфрита почти всегда можно было вовлечь в спор. Они очень любили препирательства и не чужды были элементарных понятий о справедливости.

–  Я полагаю, г. Факраш, - сказал он, - что, как и всякий осужденный, я имею право знать, чем я оскорбил вас?

–  Перечень твоих проступков, - ответил джинн, - занял бы слишком много времени.

–  Это ничего, - любезно ответил Гораций.
– Я могу уделить столько времени, сколько вам понадобится. Я совсем не тороплюсь.

–  Со мной дело обстоит иначе, - ответил джинн, - а потому не цепляйся за жизнь, ибо смерть твоя неизбежна.

–  По прежде чем мы расстанемся, - сказал Гораций, - вы не откажетесь ответить мне на один или два вопроса?