Фантастические тетради
Шрифт:
По полированному покрытию зала, выложенному замысловатой «инкрустацией» из срезов оранжевого минерала, взад-вперед босиком расхаживал длинноволосый субъект в шелковых брюках клеш и с обнаженным торсом. Зал заливал свет от прозрачного купола, над которым в самом зените стояло светило, а из шести углов вверх взмывали узкие башни, вершины которых не были видны из-за высоты и яркого света. До назначенного срока истекали минуты, секунды; воздух наполнялся маревом и низким гулом, над куполом сгущалась мутная пелена, пока эта раскаленная желеобразная масса не содрогнулась от удара башенных голосников. Огненный шар отклонился от своей вертикали, туманное облако поглотило его губительный свет, и купол
— Фрей! — услышал Матлин за своей спиной и обернулся. — «Фрей» на древних языках означает «ветер». Твои волосы напомнили мне забытое слово. — Перед ним стояло странное существо, вполне похожее на человека и на поздних акрусиан. Человека с ярко-зелеными и чрезвычайно хитрыми глазами. — Должно быть, в твоей цивилизации принято давать людям имена ветров, морей, гор, цветов… Матлин Феликс, человек с черной звездой за плечами, вот и познакомились, добро пожаловать в Аритабор.
Феликс огляделся по сторонам — вокруг них не было ни души, бой голосников утихал и невероятно поражал его тем, что адский грохот не помешал расслышать каждое сказанное ему слово. Он рискнул подойти поближе к своему собеседнику, но совершенно не нашел ответа на столь привычное человеческому восприятию «добро пожаловать». Разве что банальное «спасибо», но знающие грамотеи ему объяснили: посредникам «спасибо» говорить нельзя никогда, ни за что. Они от этого комплексуют и делаются непредсказуемыми.
— Спасибо за приглашение. Я очень рад, действительно, очень рад…
Хитроглазый улыбнулся.
— Приятно слышать. Мы редко приглашаем учеников. Каждый из них — это особый, исключительный случай.
— Большое спасибо, — после очередного «спасибо» Матлин готов был оторвать себе язык, но его собеседник, похоже, не только не комплексовал, а напротив, стоял и таял от удовольствия. Можно было подумать, что эта цивилизация за миллиарды лет своего существования впервые услышала вежливое слово и теперь наслаждается его благозвучием.
— Здесь меня называют Расс, тебе будет проще произносить «Раис», словом, все, что начинается на «Ра», — в пределах допустимого.
— Рад познакомиться, Раис.
«Нет, он определенно акрусианин, — рассуждал про себя Матлин, — даже если это не так, его человекоподобие подозрительно, более чем подозрительно, что-то здесь не так. Почему мне не пришло в голову поинтересоваться биотипом посредников прежде чем лететь сюда? И все-таки это не человек, возможно, даже не гуманоид, — от этой мысли его передернуло, — чего мне в жизни не хватало, так это второго воплощения Али!»
Раис терпеливо дождался пока внутренний монолог его вновь прибывшего ученика сам собой упрется в надежный тупик и предложил расположиться поудобнее, чтобы продолжить разговор. Матлина будто стукнуло кирпичом по голове: телепат! Понимал ли Раис его внутренний диалог, сопереживал ли или вежливо дожидался его конца? А вдруг посредникам не позволяет воспитание перебивать мысли думающего человека, — но с этого момента Матлин раз и навсегда запретил себе в присутствии Раиса думать на посторонние темы. С тех пор, как ему удалось добиться над собой полного контроля, эта привычка автоматически распространилась на каждое встреченное им существо, не успевшее внушить ему абсолютного доверия, включая землян. Спустя много лет, он понял, что эта привычка стала его первой привычкой Ареала, первым толчком к пониманию сути его нынешней среды обитания, первым ангелом- хранителем от детских неожиданностей его фактурного менталитета. И сейчас, вместо того чтобы гасить в себе всплески противоречивых эмоций, ему следовало очередной раз отвесить Раису «большое спасибо» и низко поклониться за первый урок, на который никогда бы не расщедрился ни один ЦИФ.
Они уселись на пол, напротив друг друга. Кажется, это тоже входило в посреднический этикет, в котором Матлин уже изрядно запутался.
— Я почти ничего не знаю о посредниках и не представляю себе, чем я мог заинтересовать вас… — начал он.
Раис перестал улыбаться и «завис» взглядом на мертвой точке, находящейся чуть выше матлиновой головы.
— Что значит «почти»?
— Почти ничего. Только то, что вы лингвисты и, если я правильно понял, бонтуанская школа. Впрочем, о бонтуанцах я тоже почти ничего не знаю.
— Действительно так. Вернее, совсем не так. Но в данный момент это не имеет значения. Достаточно того, что я имею представление о фактуре Земли и о том, что такое человек, застрявший между фактурой и Ареалом. Из этого нелепого состояния есть два выхода: один долгий и рискованный, другой простой и надежный. Ты выбрал первый, поэтому сейчас я нужен тебе больше, чем ты кому-либо в этом странном мире. Все мое удовольствие — лишь наблюдать процесс твоей адаптации и то, к чему она тебя приведет.
— К чему она может привести?
— Это будет зависеть от твоих планов на ближайшую жизнь. Чему я должен тебя научить — известно только тебе. Каждый день тебя будут посещать новые идеи и ни один учитель не скажет тебе лишнего слова. На многие вопросы ты ответишь сам или не ответишь вообще. Ты узнаешь лишь то, за что готов будешь расплатиться своими иллюзиями, надеждами, душевным покоем. Поверь, это не маленькая цена, но она стоит того.
— Мне известно, что обучать фактуриалов — большой риск…
— И мне это известно больше, чем кому бы то ни было, — улыбнулся Раис, — но будь у меня сомнение — тебя бы не было в Аритаборе. Здесь дело не в риске, не в тебе и тем более не в посредниках… Кажется, у вас это называется «судьба». Много раз ее можно ломать, избегать, игнорировать, при этом она все равно останется «судьбой», одной-единственной, неповторимой, которую никому не дано узнать раньше срока.
В какой-то момент Матлин снова физически ощутил давление оранжевого света. Будто невидимая тяжесть со всех сторон пыталась сжать его в одну точку. Такие вещи часто случались на «ухоженных» планетах от магнитных завихрений, мало понятных землянину. От землянина требовалось всего лишь перейти на другое место. Или это воображение, не в меру разыгравшееся от оранжевых тонов? Кажется, оранжевое имеет свойство возбуждать фантазии. Матлин еще раз огляделся, пытаясь найти источник света. Но свет растворялся, как краска в воде, под закрытым туманом куполом зала и не давал ни единого намека на тень. «Я ожидал увидеть древнюю планету, — думал он про себя, — не тронутую цивилизацией Ареала, а здесь все оборудовано не хуже, чем навигаторский отсек».
— Но почему я? — настаивал Матлин. Раис словно очнулся от забытья, будто его неожиданно оторвали от сокровенных мыслей собеседника.
— Хотя бы потому, что ты выжил, — он сцепил пальцы у подбородка, будто в его ладонях неожиданно появился круглый предмет, — выжил, практически не имея на то основания. Ты наш человек.
— Мне повезло.
— Везение — хороший шанс, чтобы жить дальше.
— Вам, должно быть, известно о моих отношениях с мадистой?
— Я ни в коем случае не стану советовать их прекратить. С мадистой у нас нейтралитет. Сам термин «мадиста» происходит из нашего древнего языка. Буквально «Ман-дис-танс» — «существующий вопреки здравому смыслу». Ближе к твоему языку я перевел бы это как «волшебство».