Фантастические тетради
Шрифт:
Еще одной причиной состояния «вещи-не-в-себе» было навязчивое желание добраться до Кальты. Но идти туда без Суфа он не мог. Если даже по накатанной Аритаборской «колее» его раз семь сбивало с транзита, — в зону Кальты он рисковал не вписаться вообще. И, наконец, обязательства перед Али начинали давить на совесть. Даже если Ксар уверял его, что перед мадистой не только не должно, но и не может быть никаких обязательств, что все это нужно забыть как бред… У Матлина на этот счет имелось свое особое мнение, не говоря уже об уважительной причине лишний раз прогуляться на Землю.
Эта вселенская неразбериха заставила Матлина изрядно потрепать себе нервы, прежде чем приступить к чтению «бонтуанских текстов», привезенных из Аритабора, в которых содержалась интерпретация фактурных философий (в том числе земных), и с которых Ксар уже успел снять
Тексты, которые Матлин взял у Раиса, оказались адаптированными на язык, близкий к латыни, с параллельным переводом на ЯА, но без малейшей ссылки на авторство, которое, вероятно, для составителя текстов значения не имело. Но ни авторство, ни сами тексты, ни глубокомысленные умозаключения, содержащиеся в них, не имели ни малейшего шанса заполучить внимание Матлина. Все, что он прочитывал, тут же выпадало из головы, и на освободившееся место нагружались новые идеи поиска Суфа.
— Кто такие посредники? — спрашивал Матлин Ксара.
— Тебе виднее, — отвечал тот.
— Ты читал Канта?
— Нет.
— И после этого ты смеешь называть себя разумным гуманоидом?
Ксарес оторвался от своих занятий и рассеянно поглядел на приставучего фактуриала. Только тогда Матлин обратил внимание на жирную гусеницу, висящую в накачанной газом камере. Гусеница была размером с дирижабль, но Матлин безошибочно признал в ней родственницу по планете. Он так удивился, что на момент забыл обо всем. «Так и я скоро буду, — подумал он, — раскачиваться под потолком, размером с футбольное поле».
— Знаешь что… привези-ка мне в следующий раз с Земли парочку свежих покойников, лучше мужчину и женщину в возрасте от тридцати до пятидесяти.
— И что?.. Зачем? Где я их возьму? Или прикажешь ограбить морг? Чем тебя не устраивают живые люди?
— Ты стал задавать слишком много вопросов.
— Ты меня провоцируешь. Я же твой ученик и имею право знать, во имя чего я должен разорять свежие могилы?
— Надеюсь, посредники правильно объяснили тебе смысл слова «ученик»?
— Тот, кто ленится думать и задает вопросы. О! Для них это унизительное состояние.
— Нет. «Имеющий право задавать вопросы». Учти, я такого права тебе не давал.
— Но почему ты не хочешь живых?
Ксар отвернулся от исследования земной фауны, и взглянул на Матлина так сердито, как только смог.
— Послушай, Феликс, если ты всерьез пристрастился к фактурологии, сходи лучше накорми сородичей. Корм на транспортерах в верхнем ярусе главной лаборатории. Что кому и сколько — я все по-русски написал. Там, где написано не по-русски, — руками ничего не трогай. Только не вздумай птичьи яйца таскать на смотровые столы: нет среди них крокодильих, сколько раз говорил, нет! Ступай же…
Возражать было бессмысленно. Гораздо проще, ударно отработав на раздаче кормов, больше Ксаресу на глаза не попадаться. Тем более что у Матлина начинало появляться смутное подозрение, что на его попечение будет выдан целый зоопарк под закрытым небом, без клеток и вольеров. По логике Ксареса, посредники должны были замучить до смерти его подопечного в первый же день. Но коль скоро этого не произошло, более того, подопечный вернулся назад живым и невредимым — последующие визиты в Аритабор не послужат помехой его фактурологической деятельности по высаживанию кустарника, высиживанию диких перепелов и замерам длины хвоста у всякой пробегающей мимо дичи. Все вверенное ему чудо-лесничество размещалось вплотную к павильону на территории не более пятидесяти гектаров. Больше Ксарес не отжалел бы ни за что, ни на одно разумное, даже очень разумное существо. Территория ЦИФа у него дозировалась по сантиметру, каждый из которых должен был соответствовать его научным необходимости.
Территория земного зоопарка состояла в основном из лесов, гор, нескольких водоемов и степей. Вся растительность была выращена из семян и саженцев и представляла собой чуть ли не все материки Земли. Каждая животная особь находилась в своей среде совершенно изолированно, вернее, не существовала для посторонних, если не входила в пищевую цепь какого-нибудь особенно ценного экземпляра, и с природой чужого климатического пояса никак не соприкасалась. Сколько этажей было в этом мультипространственном мире — сосчитать никому не удалось. Их количество варьировалось само собой, дублировалось по несколько раз в день. Один и тот же посаженный куст можно было встретить на десяти «этажах» подряд, при этом каждый «этаж» занимал собой пространство не менее положенных ему пятидесяти гектаров. Матлин уже много что знал о пространственных наложениях, а также улавливателях микровибрационных частот, индивидуальных не только для каждого зрячего индивида, но и для каждого отдельного глаза. По наивности Матлин полагал, что именно эта природная асимметрия, характерная для земных биотипов, дает возможность менять пейзажи одного и того же места, словно картинки панорамы. Он только не понимал одного, как животные натуралы сумели вжиться в этот эфемерный иллюзион, и не является ли он сам таким же наивным животным среди сплошного обмана. Как земные растения сумели адаптироваться к планете ЦИФа, сплошь закупоренной слоями защитных оболочек, между которыми имитируются процессы световращения и осадков с сомнительным молекулярным составом, не говоря уже о грунте, похожем скорее на витаминизированную глину. В конце концов, планета ЦИФа вовсе планетой не являлась. Как выяснило, три из восемнадцати планет системы оказались заурядными «пломбами», битком набитыми лабораторным хламом. Внутри их полостей творились настоящие чудеса. Однажды, в цилиндрической камере высотой в полтора километра, Ксар на глазах у Матлина, за считанные часы из семечка шишки вырастил сосну. В инкубаторе сосна выглядела как мелкое баловство, карликовая особь, но после высадки в павильон Матлин едва разглядел ее крону — таких высоких деревьев в естественной природе Земли он не встречал.
«Разумеется, — думал он про себя, — я отличил бы этот лес от натурального, но кто знает, на что он станет похож лет через двести? И все это время мне предстоит блуждать здесь с охапками прикормок. И все из-за некомпетентности Суфа в области фактурного биобаланса. Определенно, в подобных экспедициях я не буду лишним членом экипажа».
Однако, несмотря на все условности, зоопарк оказался, пожалуй, единственным местом в ареале, где Матлину понравилось сразу, с первого взгляда. Там он почувствовал себя если не хозяином, то уж, по крайней мере, в своей тарелке. Даже особняк павильона, построенный по собственному проекту, требовал от него больше времени привыкания. Особенно теперь, когда в нем давно уже следовало побелить стены, но руки до побелки не доходили. А пока руки не доходили до побелки, творческое воображение рисовало на черных полях интерьер совершенно особенный, к которому, как ко всему особенному, тоже следовало привыкать.
С этим интерьером познакомил его Раис. Именно это знакомство окончательно расшатало его и без того покачнувшееся от впечатлений мировосприятие прежде, чем он отправился из Аритабора, то и дело, сваливаясь с КМ-транзита. Этот дизайн, созданный инструментами, вполне доступными его расе, оказался именно тем, чего Матлину не хватало для полного эстетического комфорта. При том, что его представления о комфорте, как выяснилось, тоже застряли где-то между фактурой и Ареалом. Но достижение подобного дизайн-эффекта и тогда, и теперь представлялось ему задачей невыполнимой.
Традиции аритаборского гостеприимства не требовали от посетителей обязательных экскурсий по нижнему городу. Но Матлин на эту авантюру согласился сразу, ни в коей мере не представляя, о каком в действительности «нижнем городе» идет речь. С древних языков слово «Аритабор» так и переводилось: «город, погребенный в песках». Это же название впоследствии получила планета, система и общая координата в навигации Ареала. Планета представляла собой выжженную пустыню песчаных бурь, где одна буря сменяла другую с размеренным интервалом, как восход и заход солнца. На поверхность ее выходило шесть площадей — две на полюсах и четыре равномерно по экватору. Эти площади, в несколько квадратных километров, герметично закрытые прозрачными куполами, были снабжены всеми коммуникациями Ареала, имели форму шестигранника, из каждого угла которого поднимались башни, похожие на минареты. На их вершинах располагались голосники. Башни были так высоки, что при малейшем песчаном помутнении воздуха вершины исчезали из вида. А система голосников, состоящая из нескольких каскадов разносортных мембран, начинала издавать звуки различной высоты и тональности, реагируя на любые изменения в атмосфере. По силе звука и некоторым другим его характеристикам древние жители Аритабора узнавали, что за буря на них надвигается, откуда она и надолго ли…