Фантастика 1972
Шрифт:
И наверное, из этой страны явился Вельский, Борис Андреевич.
Так мне думается теперь, когда я вспоминаю о встрече. Тогда мне казалось, что он явился некстати.
Очень некстати. Я прощался с Саянами. Срок путевки закончился, в кармане у меня был билет на обратный рейс. Лечение на горном курорте мало помогло мне.
Больше, наверное, помогли горный воздух и тишина. Предстояло возвращение в город, в лабораторию с колбами, реактивами, к неоконченной диссертации “О химических способах борьбы с сорняками”. Все это ждало меня
Вполне естественное желание.
Но оно было нарушено вторжением Вельского.
Сначала я услышал сопение, бормотанье. скрип камней под подошвами башмаков. Потом вполне явственно донесся вопрос: “О чем говорят тюльпаны?…” Опять невнятное бормотание, и. наконец, из-за скалы показался очень высокий, очень сутулый и очень тощий старик в широкополой Шляпе, в очках, в ковбойской рубахе в клетку и с фотоаппаратом йа ремне через плечо. “Турист, - подумал я.
– Странно, за весь сезон я не встречал здесь туристов… А сейчас встретил”.
Старик шел по тропинке ко мне, и, конечно, сейчас состоится разговор, - пустейший разговор, который обычно заводят туристы, - о местности, о погоде, о натертых мозолях, о тушенке, которую трудно достать и которая так необходима на ужин. Мой последний вечер будет испорчен. Я даже вздохнул - так мне не хотелось, чтобы вечер оказался испорченным.
– Тут уже кто-то есть, - сказал старик, заметив меня.
– Право же, человек, - продолжал он.
– Курортник. Интеллигент…
Знакомство не обещало ничего доброго. Но у меня мелькнула мысль: вдруг старик пройдет мимо? Ах, как я хотел этого! Но, увы, надежда не оправдалась.
Старик замедлил шаги. Несомненно, он хотел остаться со мною.
Больше - он опустился рядом на камень.
– Рододендрон, маки, - сказал он, взглянув на цветы у меня в руках.
– Денеб и Алголь… Удачное сочетание. Вы их слышите?…
– Кого слышу?
– спросил я.
– Цветы, - ответил старик.
– Как можно слышать цветы?
– спросил я.
Старик не ответил. Он сидел сгорбившись, опустив руки между коленей. Пальцы его были сцеплены так, что костяшки побелели от напряжения. Взгляд старика упирался в землю, в нем тоже чувствовалась напряженность, как будто бы человек был занят очень серьезной мыслью или решал задачу.
– О чем говорят тюльпаны?
– спросил он, не разжимая пальцев и все так же сосредоточенно глядя в землю.
“У него навязчивая идея, - подумал я, - еще чего не хватало!…” Но лицо у старика было добрым, светлые близорукие глаза излучали доверие.
– Меня зовут Борис Андреевич Вельский, - сказал он.
– Я сегодня приехал из Южного Казахстана. Ездил смотреть тюльпаны…
“Ботаник”, - решил я.
– Какое чудо эти тюльпаны!
– продолжал он.
– Миллионы тюльпанов. И какая загадка!…
– Простите, - сказал я, - для меня здесь что-то неясно…
Для меня ничего не было ясно - ни разговор, начатый
– Так вы их не слышите?
– кивнул он на ветку саган-далиня и маки.
– Нет, не слышу, - признался я.
– Как жаль!
– воскликнул Вельский.
– Мне показалось, что вы их слушаете и я не один!…
Он поглядел на меня долгим взглядом.
– Ни одного человека, - сказал он.
– Кроме меня… - И опять опустил голову.
Мне показалось, что у него горе, что он не может собраться с мыслями и как-то отвлекает себя от очень большой заботы.
– Ничего, - сказал я сочувственно, - пройдет…
– Не проходит, - возразил он.
– С самого детства. Но понимать их по-настоящему я начал лет десять тому назад. Ах, если бы раньше! Ведь мне шестьдесят семь!…
– Успокойтесь!
– сказал я, все еще предполагая, что у него горе.
– Вы о чем?
– спросил он.
Я не знал, о чем говорю, но вопрос отрезвил меня. Пожалуй, мне давно надо было задать этот самый вопрос ему. Но, все еще думая о потерянном вечере, я спросил дипломатически: - Вас что-нибудь беспокоит?
– Легко сказать - беспокоит!
– воскликнул он.
– Мне просто не верят!
– Вельский наклонился ко мне, глядя поверх очков. Очки у него были с двойными стеклами, я ни у кого не видел таких очков.
– Меня считают лжецом!
– продолжал он.
– А я слышу, как разговаривают цветы!
– Цветы?… - переспросил я.
– Да, молодой человек, цветы! Каждый по-своему! И каждый связан с какой-то звездой.
Я подумал: не встать ли мне и не уйти вниз по склону? Он задержал меня.
– Рододендрон связан с Денебом, - сказал он, беря ветку саган-далиня из моих рук.
– Маки - с Алголем. Ромашки… Боже мой, ромашки, не знаю, с какой звездой они связаны!… И так каждый цветок. От самого невзрачного до тюльпанов!
Он все еще держал ветку рододендрона. Я не отпускал ветку, боясь, что букет в моих руках рассыплется. Мы так и сидели, связанные, точно нитью, веткой сагандалиня.
– Вы когда-нибудь спрашивали себя, - продолжал Вельский, - почему в мире так много цветов и почему они похожи друг на друга, как звезды?
– Нет, не спрашивал, - сказал я.
– А ведь это миниатюрные телескопы! Радиотелескопы, молодой человек, и все они обращены к звездам!
В бреду старика - если это был бред - чувствовалась последовательность. Но еще больше чувствовалась убежденность, и это мешало мне уйти - вовсе не ветка рододендрона, которую мы держали вдвоем. Ветку я мог бы ему отдать, но меня начал захватывать разговор. Не безумие разговора - безумия не было в глазах Вельского, в интонациях его голоса. Была убежденность. Старик и меня заражал убежденностью. Мне хотелось послушать, что еще скажет этот странный человек.