Фантастика 1990
Шрифт:
– Нервы…- Алексей крепко, с остервенением растер ладонями лицо.
“Что произошло с отцом в мое отсутствие? Чем он занимался? Он всегда был правильным, педантичным человеком. Зачем он поселил в моей комнате это чудовище? Только ли обида? Нет, ответ рядом. Может, он хотел оставить мне на “воспитание” этого человека? Но какой я воспитатель? А может… Может, здесь где-то он оставил мне дело, которым занимался?” Алексей встал.
“А мама? Она, судя по всему, была против. Она боится и всегда боялась всех дел отца. Как же я забыл! Ведь она его ревновала. Может, здесь кроется ее неприязнь? Она высказывала ему по ночам свои обиды. Она уже несколько лет не была
“Может, она убрала здесь не только пепельницу? Может, она произвела ревизию его дел? Я что-то почувствовал, как только зашел сюда”.
Алексей быстро подошел к столу, выдвинул верхний ящик… Пусто. Второй… стопка чистой бумаги… Третий. В уголке лежала бобина с пленкой. На бобине приклеена полоска бумаги. Алексей поднес бобину к свету настольной лампы и прочитал: “Пластилиновый мир”. Почерк отца, отметил Алексей.
Он поискал глазами аппарат, на котором можно просмотреть пленку. У него было такое предчувствие, что он держит в руках разгадку всего случившегося в этом доме за время его отсутствия. Может, поэтому руки никак не могли справиться с простеньким фильмоскопом, который стоял в углу комнаты, покрытый пылью. Алексей увидел отпечатки пальцев на его пыльной крышке. Кто-то проделывал эту же процедуру заряжения пленки совсем недавно. Ощущение разгадки несколько угасло. Если оставили, значит, ничего интересного… Руки успокоились, зарядили пленку. Алексей погасил свет и включил аппарат. На экране пошли титры. Режиссера, мультипликатора, художника, директора мультфильма. Беззвучно мелькали кадры с пластилиновыми фигурками.
Пленка простучала упрямым концом между зубчатыми валиками и закончила свой бег. На стенке продолжал нервно дрожать кругляк света.
“Вот и все, и никакой разгадки. Старый мультфильм. Неужели мама все здесь просмотрела до меня и убрала что-то…
Самый строгий ревизор - это близкий человек… А может, ничего и не было? Может, отец сам тщательно скрыл свою деятельность? Все, ложусь спать. Назло луне, столу и стенам”.
Алексей повалилсй на раскладушку, уткнулся носом в прохладную простыню, накрыл голову подушкой, чтобы избавить себя от назойливости окружающего мира, чтобы ничего не слышать и не видеть, а просто провалиться в мир, в котором нет никаких препятствий. Ему снилось море, где он купается с другом. Солнце загнало их в мутную теплую воду, высокая волна ударила в нос, в рот и заставила попробовать себя на вкус. И тут он увидел в воде голого утопленника… Мальчика лет двенадцати… Алексей вышел на берег, и его рвало. И больше в своей жизни он в море не заходил, даже нестерпимая жара, сухой сжигающий воздух не могли загнать его в воду. Во сне друг толкал его в воду и говорил: “Иди, вчера здесь утонул мальчик, иди же”.
Алексей резко опустил ноги на пол, сел, открыл глаза.
Перед ним стоял Черный человек. Его очки напоминали все скрывающую черную воду. Худое, застывшее лицо было наклонено к Алексею и ничего не выражало, кроме восковой неподвижности манекена.
“Так вот кто меня толкал искать мертвеца,- заторможенно подумал Алексей,- сейчас я с ним разберусь…” - Он стал искать глазами что-нибудь тяжелое, остановился на настольной лампе и соображал, как бы ее схватить, и вдруг почувствовал, что он один в комнате. Человек исчез или быстро ушел.
Алексей не мог проконтролировать ни своих действий, ни движений незнакомого, напугавшего его человека. В комнате остался только запах от давно немывшегося человеческого тела и скомканный клочок газеты, воняющий протухшей рыбой.
“Что ему надо было в этом кабинете? Неужели он пришел посмотреть на меня? А вдруг убить?! Ах, мама, зачем ты кричала: “Он убил твоего отца!” Алексей оперся на стол, рассеянно посмотрел на книги, календарь. Стоп. Календарь был перевернут. На нем стояло сегодняшнее число и остались следы грязных пальцев.
“Кто это сделал?
– спросил Алексей.- Зачем ему понадобилось число? О, значит, он прекрасно ориентируется в числах, вот так слепой!”
Утро. Вера Ивановна проснулась с радостным чувством сознания, что сын наконец вернулся. Кончились переживания, волнения, суеверные обещания себе, привычка загадывать, мол, если добегу до троллейбуса, он не уедет, не захлопнет двери, что Алешенька здоров, или привычка гадать на картах - бросишь, раскинешь пасьянс, загадаешь желание, вернется он в этом месяце или нет.
Самое ужасное - когда муж уходил с головой в работу, да и блажь, как называла эти увлечения Вера Ивановна иногда менялась, а больше всего она ненавидела периоды смены увлечений мужа, потому что именно в начальных стадиях он просиживал сутками над своими идеями. И когда в их доме появился молодой странный человек, искалеченный чем-то, которого подтачивала неизвестная болезнь, Вера Ивановна почувствовала сначала жалость, а потом тревогу и ненависть к Черному, как она прозвала этого несчастного.
Вера Ивановна вздохнула: “Неужели мой крест в жизни всегда бояться за своих близких?” Наскоро запахнув халат, она пошла к сыну.
Кабинет был пуст, раскладушка стояла, аккуратно собранная. На столе заметила лист бумаги. Это единственное, что осталось в этой комнате от ее родного Алешеньки. Она заторопилась к этому клочку бумаги и прочитала:
“Мама, не хотел тебя будить. Поброжу немного по городу, приду скоро. Алексей”.
Вера Ивановна посмотрела на часы. Семь часов утра.
“Ни свет ни заря. Господи, конечно, я спала. Надо быть внимательнее к нему. И вставать пораньше”.
Вера Ивановна перечитала несколько раз записку, растерянно поправила нерасчесанные волосы, села на стул. Выражение ее лица не изменилось, но она чувствовала, как, еще не вызываясь наружу, внутри уже родилось и начало набирать силу отчаяние. Она помнила, как начинался ее кошмар, как первый раз муж привел несчастного молодого человека в темных очках с нервно подрагивающими руками. Ей поначалу даже понравилась эта нервность. Вот, такой молодой, а уже перенес страдания, подумала она, родная душа, надо помочь.
А когда мол одой, человек взял после ужина скрипку и стал играть печально и тихо какую-то мелодию, она совсем растаяла и согласилась с мужем постелить гостю в комнате Алеши, на его кровати. А утром…
Она не забудет того страшного крика, который издал Черный, когда муж с силой снял с него очки. Она прибежала на дикий крик и увидела безумные глаза - казалось, человек не мог их закрыть, хотя ему было очень страшно, будто перед смертью его заставляют смотреть прямо в черное дуло винтовки, из которой сейчас вылетит кусок свинца и навечно сотрет его память об этой жизни. Она отвернулась.