"Фантастика 2023-116". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
А ведь потом еще был досмотр имперских таможенников, беготня гонцов к вышестоящему начальству с вопросом «Что делать с варварами?», и наконец, уже под вечер, разрешение разместиться части команд в славянском квартале Святого Маманта, расположенного вне городских стен. Понятно, что к концу дня я был как выжатый лимон!
Зато утром следующего дня, ожидая приглашения на аудиенцию к императору, я рванул в город в сопровождении одного лишь Добрана. Мы даже мечи оставили на постое, ибо русичи, оказывается, не могут посещать столицу группой более пятидесяти человек, и им запрещено иметь при себе оружие.
В этот раз мне пришлось стоять в очереди у ворот Феодосийской стены вместе с крестьянами, привезшими продукты на продажу. Последних неторопливо и обстоятельно досматривали воины – а я профессионально оценивал городские укрепления, представляя,
Налюбовавшись Феодосийской стеной, я вдруг осознал, что алчные стражи порядка могут и ускорить процесс пропуска. Расставшись на воротах с единственной серебряной монеткой, мы с Добраном все-таки попали в Новый Рим.
Сказать, что столица меня поразила – значит, ничего не сказать. Да, я уже видел византийские и бывшие византийские города и крепости. Та же Тмутаракань – в прошлом ромейская Таматарха, а уж Корсунь и вовсе «цивилизованный» греческий Херсонес, сохранивший свое античное наследие со времен эллинских полисов и Боспорского царства.
Но сравнивать его с Константинополем – просто уму непостижимо! Вот уж действительно – Царьград, царь городов. Точное, очень точное определение дали русичи!
Буйное сочетание Востока и Запада, античности и средневековья – вот что первым пришло мне в голову, когда я ступил на мощеную мостовую. Шум и гвалт рынков, где восточные купцы предлагали одуряюще пахнущие пряности и благовония, резко контрастировали с широкими и просторными улицами, украшенными резными мраморными арками, портиками и фонтанами. Здесь спокойно вышагивали черные, как деготь, эфиопы, совершенно безобидно и буднично соседствуя с непривычно светлыми варягами. А араб в чалме, восседающий на флегматичном верблюде, вежливо раскланивался с закованным в кольчугу франком, как волнорез рассекающим толпу верхом на мощном белом жеребце.
К слову, последний, обратив на меня взор исподлобья, что-то резко произнес, с едкой усмешкой меряя глазами сверху вниз. Мне сей европеец крепко не понравился – уж больно ледяной взгляд, словно у змеи – тонкие, чванливо кривящиеся губы. Само выражение его вытянутого лица прежде всего говорило о самоуверенности и заносчивости – а потому я ответил ему максимально едкой и гадкой ухмылкой, на которую был способен. О, как полыхнули яростью его глаза, у меня аж холодок пробежал по спине! Несмотря на презрение, родившееся при первом же взгляде на этого заносчивого чудака, его крепкое тело, целиком обтянутое кольчугой, словно чешуей, и то, что он носит броню даже в жару, говорили о боевом опыте франка и его привычке к схваткам. Улыбку я стер с лица, но, спокойно встретив его гневный взгляд, красноречиво положил руку на рукоять висящего на поясе небольшого ножа – последний считался допустимым для ношения русами. Добран и вовсе злобно оскалился, а двое шедших по улице гвардейцев варанги замерли, недобро взирая на зарождавшийся конфликт. И хотя я совершенно не уверен, что в случае начавшейся драки – а ведь у франка на поясе висел полноценный меч! – они пришли бы на помощь именно к нам, всадник с презрением отвернулся и неспешно продолжил путь. Побратим смачно сплюнул на место, где только что стоял рыцарь, чей конь между делом навалил на мостовую зловонную кучу, а варяги сурово кивнули нам и пошли своей дорогой. Правда, не совсем понятно, что они имели в виду – то ли «так держать, парни!», то ли «на этот раз вам повезло». Тем не менее конфликт был исчерпан.
Константинополь поражал меня снова и снова своей красотой и величием. Миновав второй обвод стен, мы оказались на огромном форуме их строителя, императора Константина. Форум – огромная площадь, целиком окруженная двухъярусной колоннадой с двумя белоснежными мраморными арками с запада и востока, связующими ее с главной улицей города. В центре стоит огромная порфировая колонна высотой более чем тридцать пять метров, а венчает ее золотая статуя Константина в образе Аполлона! Вот где переплелось античное язычество и христианство… И это впечатление лишь усилили располагающаяся в левом портике часовня Пресвятой Богородицы с иконными рядами у входа и украшающие форум языческие статуи Артемиды, Фетиды, обереги-палладиумы и титаны, изображенные у ворот древнего сената.
Но общее впечатление от посещения площади Константина смазало присутствие здесь же бойкого, оживленного рынка, где наглые зазывалы пытались всучить нам с Добраном весь местный ассортимент. Стоит добавить, что весьма широкий – от красиво сверкающих на солнце клинков из хрупкой, ломкой стали, до «редчайших» благовоний или «чудесных» снадобий, изготовленных из совершенно невозможных ингредиентов. А между тем чьи-то ловкие, цепкие пальцы как минимум трижды скользили по моему поясу в поисках кошелька, благоразумно подвешенного на шею и спрятанного под рубахой.
Но, миновав форум, мы не удержались от соблазна взглянуть на девятое чудо античного мира – Константинопольский ипподром, также именуемый цирком. Вот где захватывает дух от увиденного! Длиной примерно в полкилометра и шириной под полторы сотни метров только беговой площади, он кажется необычайно огромным. Говорят, его вместимость составляет сотню тысяч мест – но более всего меня поразили огромные статуи Зевса и Афины, установленные на возвышении в центре цирка. Тут же и знаменитая позолоченная квадрига со статуей Константина, и египетский обелиск на мраморном постаменте, и змеиная колонна… При виде огромного сооружения у меня захватило дух, а от присутствующих здесь же шедевров древних мастеров на меня пахнуло Элладой!
Но мы с Добраном были уже совсем рядом с главным храмом современного православного христианства. И потому, лишь недолго повосхищавшись ипподромом, поспешили к Святой Софии.
Громада огромного, самого крупного сегодня храма в мире – его высота составляет более пятидесяти метров! – нависла над нами, одновременно и подавляя, и восхищая своей мощью и величием. Серьезно, нам с варином пришлось сделать над собой усилие, чтобы наконец-то войти в собор… И первое желание, что я испытал, переступив порог, было желание пасть на колени или даже вовсе распластаться на мраморном полу храма – и смотреть вверх, на парящие, словно в воздухе, огромные купола. Все пространство внутри было залито солнечным светом, бьющим из десятков, может, даже сотен окон! И главное – он отражался! Отражался от невероятно высокого, метров пятнадцать, серебряного иконостаса, от золотых окладов и драгоценных камней, коими они инкрустированы. Кажется, светились даже яшмовые, порфировые и малахитовые колонны – говорят, их вывезли из древних языческих храмов Востока. А еще говорят, что в каждую из колонн вмуровали мощи святых – и действительно, греки толпились вокруг, стараясь хотя бы коснуться драгоценных поверхностей, а то и вовсе обхватить их, обнять.
Созданные с невероятным искусством мозаичные изображения Господа, Богородицы и святых, ангелов и архангелов одновременно строго и торжественно смотрели на нас со стен храма. Мне казалось, что они заглядывали мне прямо в душу, читали мысли – до того проницательными были эти взгляды…
И наконец, на главном кресте собора я разглядел терновый венец Спасителя.
Оглушенный, опустошенный великолепием и невиданной силой Святой Софии, я будто бы растворился внутри ее огромного пространства, до глубины души пораженный и восхищенный открывшимся мне величием. Впрочем, это было величие не только неземной красоты и роскоши, но и ощущения полной отрешенности от внешнего мира, ощущение полета души… Я остро жалел лишь об одном – что не попал в собор во время службы. Впрочем, с другой стороны, на литургии здесь наверняка яблоку негде упасть, а так я сумел насладиться первым посещением храма. Покинув его, мы с Добраном вернулись на постой, не проронив за день ни слова – каждый с головой погрузился в собственные переживания и мысли. Впрочем, о чем молился мой спутник, о чем взывал к Господу, припав к одной из колонн и позже, на коленях у креста, я вполне представляю – до меня долетело отчетливо произнесенное имя Дражко.