"Фантастика 2023-118". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— И сколько времени он там провел? — меж тем продолжал допрос ворон.
— Три с половиной минуты.
— Заметили что-то необычное в поведении офицера Эйроу?
— Никак нет. — Раненый вытянулся во фрунт. — В пять ноль два он подошел к дверной решетке, что отделяет переход от ниши стражника и коридора с камерами заключенных. После чего офицер Эйроу вложил руку в «уста верности». Как только чары подтвердили метку карателя, запирающее заклинание отомкнулось. Решетка открылась, и офицер Эйроу вошел в коридор. При моем сопровождении
Раненый говорил рублеными фразами. Выстреливал ими, будто очередью из многоствольного органа: равные, вымеренные промежутки.
— Бозли… — голос ворона стал вкрадчивым, словно он задавал вопрос ребенку или собаке, — а вы сами отлучались с поста?
— Никак нет. Это запрещено под страхом смертной казни.
— А вы сами входили в камеру к заключенной Рунур?
— Никак нет, — раздалось в ответ.
У меня от таких его ответов уже звенело в ушах. Тем удивительнее была прозвучавшая следом фраза:
— Разрешите обратиться, господин Верховый каратель? — И взгляд. Отчаянный, словно Бозли собрался сигануть с обрыва.
— Разрешаю, — отчеканил ворон.
— Я понимаю, что из всех подозреваемых я — главный.
— Поясните, — тоном «я все знаю, но хочу услышать это от вас» произнес Ар.
Я поняла: ворон не играл, он действительно был в курсе. Недаром внимательно читал отчеты, что лежали у него на столе. Верховный каратель, словно великий комбинатор, просчитал всю партию и, кажется, знал и все мотивы, и реплики наперед. Все, кроме ответа на один вопрос: кто из четырех подозреваемых помог заключенной бежать.
— Мой кузен… Его арестовали вчера ночью на пирсе. Он был среди напавших на вас заговорщиков. И Лим сейчас находится в одиночной камере в доме предварительного заключения.
При этих его словах мне вспомнился хлипкий пацан, что дрался с рыжим Патриком, так лихо вместе со мной гонявшим по ночному городу на кровати… Так вот кого мне напоминал этот Бозли! А я все гадала, где могла его увидеть.
— И? — всего один звук, но он был из тех, которые способны разрушить весь мир, проникнуть под кожу, разбить душу.
— Я должен был сразу же доложить об этом своему капитану.
— Но вы не сделали этого, — вместо Бозли закончил ворон.
Бозли вскинулся. Впервые за все время допроса его взгляд был живым. В нем плескалось отчаяние, готовность принять наказание и… надежда.
— Мой кузен — дурак. Мальчишка, который связался не с теми…
Для меня все стало ясно: как каратель, Бозли мог бы попытаться ему помочь, но если бы его отстранили…
«Разве вы бы поступили иначе?» — этого раненый офицер не сказал, но фраза отчетливо читалась в его взгляде, устремленном на верховного.? еще я знала ответ ворона: нет, не так. И подтверждением тому был череп брата. Для Арнсгара долг перед родиной был превыше братской привязанности.
— Принесите кровную клятву, что вы не причастны к побегу заключенной Рунур, — отчеканил Ар. — А после этого — пройдите к штатному магу, чтобы запечатать метку карателя и ваш дар. На время расследования побега вы отстраняетесь от службы.
— Слушаюсь! — сказал, словно резанул ножом по живому, Бозли.
Прозвучали слова клятвы, окутавшие его тело сиянием.
А я поняла: не виновен. Оставался лишь этот офицер… как его? Густав Эйроу, кажется. Неужели он?
Меж тем раненый страж покинул кабинет.
— Что с ним будет? — задала я вопрос ворону в наступившей тягостной тишине.
За окном догорал вечерний закат, погружая комнату в тягучие чернильные сумерки, пропитанные призраками шорохов опадающей листвы.
— С ним случится выбор, — огорошил меня ворон и пояснил: — Бозли придется решить, что для него важнее: семейные узы или долг офицера. Если он выберет первое — то сам подаст рапорт об увольнении. Если второе — то из него выйдет настоящий каратель.
— Не знающий жалости?
— Скорее, не имеющий слабостей, — поправил меня ворон.
«Как ты сам», — едва не сорвалось с моего языка. Я едва, на самом кончике этого рабочего органа всех сплетниц, сумела удержать первый, уже зародившийся в горле звук. И в попытке скрыть заминку встала, поправив черную куртку, которая была явно широка мне в плечах.
— Остался всего один, — глядя вдаль, на демоново колесо, которое в парке медленно вращало свои кабинки над городской суетой Эйлы, произнесла я. — Как думаешь, это он?
На улицах столицы багровела, золотилась осень. Пора, в которую особенно остро чувствуешь, что значит быть «здесь и сейчас». Сожалеть и… любить. Вопреки всему, всем законам, в том числе и законам природы.
— Это мы скоро узнаем. За тремя я уже установил наблюдение. Осталось допросить Густава, — мне почудилось, что в голосе ворона просквозила печать.
Я повернула голову, и оказалось, что ворон стоит прямо за моей спиной. Он подошел ко мне неслышно. И близко. Непростительно близко. Настолько, что между нами расстояние было не более двух ладоней.
— Это офицер, которого я знаю больше, чем служу карателем. Образцовый. Безупречный. Мальчишкой я равнялся на него… — он говорил, так же как и я глядя вдаль. Только что он там видел? Парковое колесо? Мосты через Кейшу или… кривую усмешку судьбы?
— Ты любишь осень? — Вопрос вырвался сам собой. От нестерпимо жгучего желания сменить тему. На какую-нибудь. Любую. Только чтобы выдернуть ворона из тьмы, которая будто окружила его плотным коконом.
— Да, — признание, короткое и неожиданное, произнесенное чуть хриплым голосом, от которого по спине у меня отчего-то пробежали мурашки. В нем звучали и страсть, и отчаяние, и сожаление. — Теперь, как ни странно, да. Я хочу запомнить ее. Именно эту осень. Ее вкус, запах, дыхание. Эту мятежную, печальную, зардевшуюся и объятую пламенем. А вместе с ней — тебя.