Фантом
Шрифт:
У подъезда виднелась белая фигура.
Еще миг, и руки моей волоокой Геры охватили меня крепко и так, что я чуть не задохнулся в пышной плоти любимой.
– Кто он? – спросил я после долгой прелюдии.
– Ты, что все знаешь? – спросила Наташа, как-то облегченно вздохнув.
– Я видел вас. Был у ресторана.
Он удивленно подняла брови и вздохнула.
– Он – чудесный музыкант. Талантливый скрипач. Очень обаятельный, умный и воспитанный человек.
Я отодвинулся от Наташи.
– Ну, вот иди к своему талантливому и воспитанному человеку!
Наташа
– Ну, что ты, Юра! Он же друг просто! А ты – совсем другое дело! Я ведь люблю тебя…
– Но проводишь время с ним!
– А он… Он очень талантлив мне нравится его музыка, но я… боюсь его! Его музыка чародейственная, она меня поглощает целиком! Я испытываю наслаждение от его музыки и … покоряюсь ему… Он приникает своей музыкой в самое мое сердце, в душу! А потом я как зачарованная хожу полдня! Я не могу освободиться от мелодии! Он меня покоряет! Мне это приятно, но это несвобода! А я хочу быть свободной, Юра!
– Ты и так свободна, Наташа!
Вдруг Наташа взялась обеими руками за голову.
– Тихо! Я слышу! Ой, я слышу! Его скрипка! Я хочу к нему!
Я вдруг вскипел:
– Скрипка, значит! Ну, и иди к нему! Выдержать она не может! Такси вызвать? Хотя сама доберешься, не маленькая!
С этими словами, я решительно зашагал к подъезду.
Из окна сумеречной квартиры смотрел на белую фигуру. Наташа, взявшись за голову, медленно брела по дороге, мимо золотистой от фонаря листвы.
Ее белая сумочка осталась на скамейке.
Я тут же скатился вниз.
Сумочки уже не было, а неподалеку быстрым шагом шел парень в футболке. В два прыжка я догнал его и схватил за шиворот.
– Сумочку, отдай!
– Какую сумочку?!
– опешил он.
– Не притворяйся невинным ягненком!
– Да пошел ты! – решительно оттолкнул он меня.
Пришлось вспомнить навыки бокса. Ходил в секцию, бросил, но, кое-что помню.
Быстрый свинг правой и сильный хук левой рукой, и я в кровь разбиваю прыщеватое лицо наглеца.
И извлекаю выпирающую из-под футболки сумочку.
***
Сумочка Наташи в моих руках – лишний повод заехать перед работой и увидеть немножко подпухшее с туманными воловьими глазами лицо возлюбленной. Наташа прятала от меня глаза, но я не стал ни о чем спрашивать, ни на чем не настаивал – просто отдал сумочку, и, получив смущенную благодарность, спустился быстро по лестнице к ожидавшему на мотороллере слесарю Феде. На работе, то и дело поднимая и опуская щиток, я сосредотачиваюсь на сварочной дуге, но мысли мои далеко, с Наташей, с покойным отцом, со всеми произошедшими событиями. Туман воспоминаний нахлынул волной, и вновь вспомнился мой дивный сон на даче, с явлением тени отца.
«Вот книга, - сказал тогда отец. – «В ее названии скрыто имя. Переведи…Название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь».
«Узнаешь имя… Какое имя? Что значит - перевести? Если эта книга действительно повесть Стивенсона «Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда», то ее перевод
После работы спешу домой, хватаю книгу Стивенсона и перелистываю ее. Это сборник. Ничего необычного. Но у меня есть еще издание Стивенсона. Конечно же, вот оно - синие книжки, целых пять томов. С иллюстрациями!
Во втором томе нахожу эту же повесть, но… под измененным названием: «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». И уже другой перевод... Ну, и что? Что же, сидеть теперь и сравнивать переводы? Да рехнуться можно! Но отец -то говорил о названии…
От размышлений меня отвлекает звонок в дверь.
Открываю – и первое, что бросается в глаза – это улыбка. Улыбка полноватого, щекастого человечка, в зеленом пиджаке.
– Чем обязан? – грубовато спрашиваю я улыбчивого визитера.
– Позвольте представиться. Витольд Лягушин, - тонким голоском отрекомендовался посетитель, еще шире распахнув жабий рот, как будто собираясь квакнуть.
Я хотел буркнуть, что-то типа «очень приятно» но сдержался, ответив лишь едва заметным кивком. Потому, что приятно не было! Потому, что хотелось побыть одному!
Однако от бирюзовых, слегка выпуклых глаз незнакомца ничего не могло скрыться.
Он, нимало не смущаясь, шагнул запросто ко мне в дом, отстранив от двери.
– На два слова позвольте, - сказал он, прыгнув прямо в самое кресло, устроившись в нем с явным удовольствием.
– Я вас слушаю, - сказал я хмуро, вспомнив, что именно об этом человеке говорила мне тетка Василиса.
– Одно деликатное дельце, кхм, - сказал Лягушин, и тут чудесным образом у него из рукава выпал документ.
Лягушин продолжал своим тонким голоском:
– Примите мои соболезнования по поводу эээ… смерти вашего батюшки. Я являюсь родственником профессора Щедрова, которого он знавал. Вместе когда-то отбывали, гм… так сказать… Вот завещание, составленное профессором. Нет, не беспокойтесь, ха…, я не собираюсь вас лишать, так сказать, движимого и недвижимого имущества (он остановил меня жестом лапки, потому, что я сделал шаг вперед). Мне по завещанию принадлежат лишь, кхм… бумаги и материальные ценности покойного Щедрова, которые он великодушно дал, так сказать, кхм, на посмертное хранение вашему отцу. Извольте взглянуть!
Я долго тупо таращился в бумагу, скрепленную подписями и печатями, ничего не соображая.
– Мне нужен архив профессора, - тонким голосом пояснил мне посетитель.
Я опомнился.
– К сожалению, у меня никаких бумаг профессора не имеется.
И развел руками, глядя прямо в бирюзовые глаза Лягушина.
– Кхм…Вы уверены в этом?
– спросил Лягушин, как будто и не ждавший другого ответа.
– Лично мне отец ничего не передавал. Работал он на заводе. Какие бумаги могут быть у простого, рабочего человека? Ну, немного писем, открытки… Библиотека вот осталась! Но никакого архива какого-то вашего родственника - профессора у меня нет. Поэтому – более не вижу смысла в вашем пребывании здесь…