Фарфоровые куколки
Шрифт:
Мы репетировали после обеда, перед открытием «Запретного города». Для номера мы выбрали песню «Ночь и день», которую когда-то напевала Грейс. Я впитывала каждый поворот, каждое движение запястья, каждый подъем, которые показывал мне Эдди. Он хотел, чтобы танец заканчивался тем, что я выгибала спину через его бедро, а он касался головой моей груди. Это было романтично и очень красиво, особенно в платье с юбкой клеш, падавшей вокруг меня широким кругом.
После того как мы отработали это последнее па, Эдди помог мне выпрямиться и неожиданно взял на руки.
— Ты великолепно справляешься, — сказал он. — И выглядишь хорошо.
— Спасибо, — сказала я. — Только больше этого не делай.
В этот момент я получила работу.
Отец закатил скандал, но я напомнила о своем участии в оплате учебы Монро, и это позволило нам обоим сохранить лицо.
Наше выступление в «Каса-дель-Мар» имело успех. Эдди был великолепен: нетипичный рост делал его движения длинными и элегантными, да и я оказалась надежной партнершей.
«Лос-Анджелес таймс» писала: «Публика была околдована восточным стилем Эдди By и Элен Фонг. Видимо, скоро мы увидим эту потрясающую танцевальную пару на большом экране».
Прошло всего несколько выступлений, когда в один из вечеров в мою гримерку постучали.
— Войдите! — сказала я, надевая чулок.
Дверь открылась, и показалась Грейс, держащая в руках вырезку из газеты. Она очень похудела: щеки впали, кости торчали, а кожа казалась восковой.
Хоть мы и китаянки, но все же актрисы, так что я позволила себе отступить от традиций и приняла ее объятия и поцелуи. А потом мы стали болтать о том, каким большим сюрпризом была наша встреча, каким прекрасным — наше шоу и как здорово, что мы снова встретились. Однако нельзя было не заметить, что блеск в глазах Грейс исчез.
— Что тут у нас? — В дверях появился Эдди, еще не снявший фрак. Заметив перемены, произошедшие с Грейс, он перестал улыбаться. Не говоря ни слова, он пересек комнату и крепко ее обнял. — Чертовски приятно снова видеть тебя, малышка.
Глаза Грейс наполнились слезами, но Эдди успокоил ее, не скупясь на объятия, поцелуи и слова заботы и ободрения.
— Ты никому из нас не писала, а мы волновались. Даже Чарли.
— Ты хочешь сказать, что он меня простил? — спросила она.
— За то, что сбежала тем вечером? Да он и не злился. Но, детка, тебе не стоило этого делать. Ни один парень не стоит того. Поверь мне на слово.
Грейс покраснела.
— Выходит, все знают мою историю?
Мы с Эдди промолчали, и она предпочла резко сменить тему.
— А что вы здесь делаете?
— Так ты только что видела, что именно мы тут делаем. — Он почесал подбородок. — Этот отель пожелал оригинальный номер, и мы его исполняем. И они прилично платят.
— Мы хотим еще найти работу в кино, — добавила я.
— Работу в кино… — Грейс нахмурилась. — Да уж, мне с этим не повезло.
— Эй, ну-ка прекращай! — воскликнул Эдди. — Никто не обещал, что будет легко. Это же шоу-бизнес. Иногда у тебя все идет хорошо, а иногда плохо. Такие дела! Ну же, взбодрись! Где твоя улыбка?
— Да, у каждой карьеры бывают спады, — робко согласилась она. — Тут легко впасть в депрессию. Даже если ты настоящая звезда. Вот ты закончил фильм, а что дальше? Будет ли еще работа? Хотя есть одна вещь, которая мне нравится в этой профессии.
— Дай угадаю, — сказал Эдди, подыгрывая ей. — Пока работаешь, ты знакомишься с новыми людьми. И вскоре начинаешь сталкиваться с ними в клубах, театрах и на киностудиях. А иногда натыкаешься на них в самых неожиданных местах, потому что мир тесен. Вот как мы сейчас!
— Ах, Эдди! — Глаза Грейс наполнились слезами. — Как же я по тебе скучала! Да что там, я даже по Иде соскучилась!
Когда у нас закончилось двухнедельное выступление в «Каса-дель-Мар», Грейс предложила мне разделить с ней убогую комнатку в общежитии в Голливуде. Эдди тоже снял жилье по соседству.
За это время Грейс не задала ни одного вопроса о Руби и сворачивала любые мои попытки поговорить о ней, но, как только мы поселились в одной комнате, этот разговор стал неизбежным.
— Ну давай уже закончим с этим, — предложила Грейс, когда я начала распаковывать свои вещи. — Как она?
— Сказала, что очень переживала из-за того, что случилось. — Я замолчала, чтобы понять, как Грейс будет реагировать. — Когда ты уехала, она была сама не своя.
— Да мне и самой тоже не сладко было…
— Ну что тут скажешь, Грейс? Ужасная история. — Каждое мое слово по-прежнему причиняло ей боль. Я и не думала, что невинная девушка может так глубоко переживать.
— Знаешь, я потом поняла, что Джо ведь мне ничего не сделал. — Я видела, что она много думала об этом. У нее для этого были целые месяцы одиночества. — Он обращался со мной, как с влюбленной девчонкой, которой я и была. Так что теперь я могу сказать, что пережила муки первой любви.
— А Руби?
— Здесь все сложнее. Мы же были подругами. Она должна, была мне сказать. Но если вспомнить мою реакцию, то становится понятно, почему она этого не сделала.
Я достала из чемодана фотографию в рамке, завернутую в свитер, и, не разворачивая, так и положила в ящик.
— Она захочет узнать о том, что я тебя нашла.
— Пожалуйста, не говори ей ничего. Мне и так стыдно, что я повела себя, как глупый ребенок, а то, что я ничего не добилась, и вовсе унизительно.
— Договорились. — Я взяла ее за руку. — Тогда нас будет только двое: Грейс и Элен.
Мы с Эдди обошли студии с тем же успехом, что и Грейс. Правда, нам было весело. Иногда, после сложного и безрезультатного дня, Эдди приносил что-нибудь выпить в нашу с Грейс комнату, где я делала горячие бутерброды с арахисовым маслом. Коктейли и изысканная еда! По воскресеньям мы кутили и ели кукурузные хлопья с молоком или остатки риса с сахаром и сливками. Грейс отвела нас в местечко под названием «Сэм Юэнь» в Чайна-тауне. Еда там была хорошей и дешевой, а я понравилась хозяину, потому что мы оба говорили на одном диалекте.