Фарфоровые куколки

Си Лиза

Благодаря «злобной троице» я чувствовала себя изгоем, но эти страдания не шли ни в какое сравнение с тем, что причинял мне отец. Он бил нас с мамой, сколько я себя помнила. Со временем я стала главной причиной его раздражения, а мама ничего не могла сделать, чтобы этому помешать. Непонятно было, что вызовет его гнев. Я глянула в сторону окна прачечной, когда мимо шел какой-то мужчина? Я слишком долго разговаривала с клиентом, который зашел за рубашками? Я сделала громче радио, когда там зазвучала песня «И вот пришла любовь»? На мне слишком обтягивающий свитер?

Не помню, сколько мне

было лет, когда мама рассказала, что у меня может быть иное будущее, помню только, что я была маленькой.

— Когда-нибудь ты уедешь отсюда, Грейс, — сказала она. — Когда мы будем в церкви в воскресенье, осмотрись вокруг. Ты увидишь, что лучшие люди уже отсюда уехали. А для того, чтобы ты смогла это сделать, тебе надо будет хорошенько поработать и отложить денег.

Так я и сделала. Я усердно трудилась в прачечной, сортировала, маркировала и складывала, заворачивала одежду в голубую бумагу, перевязывала свертки бечевой и обслуживала клиентов. За это отец платил мне два доллара в неделю.

— Это очень большие деньги, — бурчал он. — Учитывая, что мне самому приходится все стирать, сушить, крахмалить и отглаживать.

В студии мисс Миллер я получала по пять центов за каждого ученика, которого обучала на занятиях по вторникам и четвергам. Когда мама слегла с гриппом, я взяла на себя торговлю рисовым вином с черного хода нашей прачечной. Клиентам я нравилась, и они платили приличные чаевые.

Этим летом прихожанки методистской церкви наняли нас с мамой для изготовления бумажных стаканчиков, по два цента за дюжину, для лимонада, который должны были продавать на большой городской ярмарке. Работа была монотонной и сложной, но позволяла откладывать деньги.

Я давно планировала отъезд, но последнее избиение вынудило меня поспешить.

Отец называл нас с матерью шлюхами и мог бы меня убить, если бы мистер Таббс не зашел к нам за пинтой вина и не оттащил отца от меня.

В тот вечер я подождала, пока родители уснут, и собрала свой чемодан в свете вывески прачечной. Тихонько спустилась к двери, ведущей на улицу. Уже почти дойдя до нее, я услышала голос матери.

— Грейс, — позвала она меня со ступеньки между этажами.

Попалась. От этой мысли у меня все сжалось внутри.

— Ты уходишь, — произнесла она, поднимаясь на ноги. — Я знала, что ты уже готова.

— Откуда?

— Я же твоя мать. Я хорошо тебя знаю.

— Я не могу здесь оставаться…

— Понимаю. Здесь тебе опасно. — Она немного помолчала, затем торопливо продолжила: — Попытай счастья в Сан-Франциско.

К горлу подкатил ком. Мисс Миллер подала мне ту же идею, когда дала рекламу готовящейся выставки.

— Пора тебе узнать правду. Я приехала в эту страну, когда мне было пять лет, и познакомилась с твоим отцом как раз в тот момент, когда он собирался в Китай за женой традиционного воспитания. К тому времени мне было уже двадцать пять лет, и я считалась старой девой. Я сказала ему, что не знакома ни с китайскими традициями, ни с культурой. Но он все равно взял меня в жены. Мы отправились в поселок для лесозаготовителей, где ты и родилась на следующий год.

Я очень любила ее, и часть меня желала узнать больше, но она слишком долго говорила, а мне пора было идти. И я снова двинулась к двери. Она схватила меня за руку.

— Подожди! — взмолилась она. — Ох, Грейс, мне так много надо тебе сказать!

Я замерла на месте. Если отец нас услышит…

— Грейс, главное, запомни: женщина должна беречь себя. Не позволяй себе зависеть от мужчины! — Сейчас, вспоминая эти слова, я кляла себя, что не прислушалась к ним. — Никогда не полагайся на мужа. Сейчас тебе надо бежать, но я надеюсь, что придет день, когда ты перестанешь спасаться бегством.

От навернувшихся слез у меня все поплыло перед глазами. Мама не просто отпускала меня — она давала советы на будущее.

— Поспеши! — сказала она и вложила мне в руку пачку купюр. — Здесь семьдесят два доллара.

Вместе с моими сбережениями это составляло сто пять долларов.

— Едем со мной, — с тревогой позвала ее я.

Глаза мамы наполнились слезами.

— Не могу.

— Ты освободишься от него.

Мама покачала головой.

— Не получится. Денег едва хватит тебе одной.

Ее пальцы ласково коснулись моей мокрой от слез щеки.

— А теперь поезжай и не оглядывайся. И не пиши мне. Он не должен узнать, где ты. — Мама пошла к лестнице, ведущей в спальню, остановилась и еще раз посмотрела на меня. — Я почти не помню свою мать, но ее последние слова крепко засели у меня в памяти. Она сказала: «Если разбогатеешь, не трать все без остатка и не гонись за всеми возможностями». — Затем вошла в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

Я выскочила на безлюдную улицу, неся в одной руке чемодан, а другой придерживая ноющие ребра.

Спустя несколько минут я добралась до студии мисс Миллер. Была уже середина ночи, и у нее не горел свет. Я поднялась по лестнице, постучала в дверь и стала ждать.

Она почти не удивилась, увидев меня на пороге. Я нервно ждала, пока она оденется и возьмет ключи от машины. Мы проехали двадцать четыре мили до автовокзала в Коламбусе.

— Береги себя, — сказала она, сажая меня в автобус. — И пришли мне открытку с выставки.

Мы обнялись, и она заплакала. Эта женщина была для меня не просто учителем танцев. Она учила меня концентрировать волю и внимание, помнить, что за пределами Плейн-Сити существует жизнь, и всегда верить в себя.

Я смотрела в окно автобуса до тех пор, пока мисс Миллер не исчезла из виду. Потом выпрямилась и сложила руки на коленях. Я обещала матери не оглядываться, но это не означает, что я выброшу из памяти минуту, пропитанную любовью и добротой, которую она мне подарила. Ее смелость и самопожертвование помогли мне продержаться. Я выдержала в Сан-Франциско, справлюсь и в Лос-Анджелесе.

Мне надо было показывать себя, поэтому иногда я просто танцевала на улице возле ресторанов «Браун Дерби» или «Массо и Франк». Ко мне пару раз подходили мужчины и предлагали работу в кино. Довольно быстро я поняла, что это ловящие момент голливудские авантюристы. Мне как-то даже сказали что-то вроде: «У меня есть кремового цвета „крайслер“ с красными сиденьями. Поехали ко мне, я тебя послушаю!» Руби точно не упустила бы такого шанса побывать в бунгало на холмах, но я не стала этого делать.