Фарфоровый переполох
Шрифт:
Может, заступиться за него?
И именно этот недобрый час мой дар выбрал для того, чтобы что-нибудь оживить.
Лаура как-то странно булькнула, завизжала, что-то упало, грохнуло, разбилось.
– Нет! Нет-нет-нет! Только не статую! – воскликнул мой лорд. – Юна!!!
Я приподняла краешек скатерти, выглянула из-под стола. Оценила. И сразу же спряталась обратно.
Не-е-ет! Я туда не вылезу. Ни за что! Не стану показываться на глаза опекуну минимум неделю. Или лучше две?
Потому что ожили все
Поднялись в воздух и зависли, словно прицеливаясь, посуда и прочие предметы сервировки.
– Юна, не смей! – воскликнул хозяин дома.
Да я бы рада не сметь. Честное слово. Но не знаю, как остановить все это. Я же не специально. А когда дар выходит из-под контроля и все случается спонтанно, вернуть предметам их обычное предметное состояние не удается даже мне. Иначе по нашему пансиону не бродило бы столько ожившей мебели, обуви, сумок, тарелок…
Но, кажется, пора удирать. Лорд однажды успокоится, и тогда я снова рискну показаться ему на глаза.
Я нервно сжала руки. Обнаружила, что мну газету, которую до этого читал опекун. И тут край скатерти приподнялся.
– Юна!
– И-и-и! – взвизгнула я от неожиданности, на четвереньках рванула прочь из своего укрытия и, взметнув юбками, бросилась прочь из разгромленной столовой.
– Юна! А ну стой!
– Луис! Луис! Спаси меня! Твоя невеста решила меня убить!
– Это не моя невеста, а статуя! – услышала я за спиной.
– Но ее натравила на меня твоя невеста!
Кошмар какой! У опекуна еще и невеста есть! Но лучше пусть эта ревнивая грудастая Лаура думает на нее, чем на меня. Я еще слишком юна, чтобы мне выдирали волосы ревнивые любовницы и невесты моего чудесного Луиса.
– Юна! Стой! – проорал мне в спину лорд.
Ну уж нет! Бежать! Прятаться.
Буксуя и скользя каблуками, я выскочила в холл, пролетела его по инерции и выскочила на крыльцо. Сбила с ног слугу, подметавшего веточки и листочки, нападавшие с деревьев. Чтобы устоять вцепилась в метлу, которую случайно перехватила у него.
И тут она, подчиняясь моему дару, тоже ожила.
– Помоги-и-ите! – завизжала я, когда этот полоумный хозяйственный инвентарь встрепенулся, извернулся, растопырил веточки и рванул ввысь.
Какое счастье, что у меня сильные руки и цепкие пальцы.
Метла выписывала петли и трюки в воздухе. Я висела на ней, вцепившись в черенок, демонстрировала стоящим на земле людям и нелюдям кружевные юбки, чулки и исподнее. Потеряла одну туфлю, и она угодила кому-то в голову.
– Спаси-и-ите! – визжала я.
– Юна!!! – орали с земли.
– А-а-а-а!
– Луис! Твоя невеста-ведьма совершенно бесстыжая особа! Я ухожу!
– Юна!!!
Я погибну во цвете лет. Не целованная. Не любившая. Никем не любимая. И не успев попробовать нормального вина, от которого не теряешь память и разум, как от «Мандража». И погибну я позорной смертью, свалившись с летающей метлы. Размажет меня по мостовой. Будут все любоваться моей разбитой головой. Выскочат мозги, как из расколовшейся тыквы. Натечет лужа крови.
И все потому, что метла мне попалась дурная.
В этот момент та решила, что можно быть добрее к оживившей ее девушке, вырвалась из моих пальцев, и я, попрощавшись с жизнью, с визгом полетела вниз. С земли заорали разными голосами. И тут метла поднырнула и резко заскочила древком под меня. Я с размаха об нее стукнулась тем местом, на котором сидят, вцепилась руками сверху. И мы полетели…
Я точно умру. Но чуть позднее.
Спустя час лорд Тейлз снимал меня со шпиля ратуши. Я сидела там, вцепившись в громоотвод, грустная, несчастная, в одной туфле. Волосы распустились, растеряв все шпильки в бешеном полете.
– Юна… – негромко позвал голос опекуна из смотрового окошка.
– Я тут, – шмыгнула я носом.
– Ты сможешь слезть? Я тебя перехвачу и втяну внутрь.
– Не смогу. У меня пальцы свело. Я держусь за эту штуку. Иначе сползаю.
– А метла?
– Она сбежала от меня, – снова шмыгнула я носом. Было обидно.
– Юна, ты ужасна, – вздохнул опекун. – Потерпи. Сейчас мы с Моррисом тебя снимем.
Не буду рассказывать в деталях, как они меня спускали. Как разжимали мне по одному пальцу, отлепляя их от громоотвода. Как, путаясь в моих юбках, помогали спуститься. И про руки лорда Тейлза под моими юбками, когда он меня перехватывал удобнее, чтобы затолкать в окошко, тоже не буду ничего говорить. И никому никогда не расскажу, как он нес меня на руках, а я обнимала его за шею, уткнувшись носом в шею. Я такого страху натерпелась, что в эти минуты Луис Фарфоровый был единственной опорой и надеждой, что этот кошмар благополучно завершится.
В экипаже я ехала тоже у него на руках. А он и не протестовал. Держал, крепко прижимая к себе. И в дом опекун тоже внес меня сам. Поднялся в мою комнату, положил на кровать, и лишь тогда я отцепилась от его шеи.
– Ты как? – спросил эльф, погладив меня по голове и убрав с лица волосы.
– Все плохо, да? – уныло спросила я.
– Ну… так…
– А ваша дама сердца? Она ушла?
– Да. Не бойся, она больше не вернется.
– А ваша невеста? Она тоже будет меня обижать и громить ваш дом?
– Что? Невеста? – растерялся он. Помолчал, усмехнулся странно и ответил: – Нет, тебя она обижать не будет. А вот громить мой дом – наверняка! Без сомнений. Спи… – велел вдруг и провел перед моим лицом ладонью.
У меня мгновенно закрылись глаза, и я отключилась. Чтобы проснуться утром переодетой в ночную сорочку. За окном светило солнце, пели птицы. На тумбочке у кровати стояла чашка горячего какао, стакан воды и умопомрачительный бутерброд с сыром, салатным листиком и копченым мясом.