Фатальная ошибка опера Федотова
Шрифт:
Кидаю взгляд на ползающих по кухне криминалистов, затем коротко командую:
— На выход, Корниченко.
— А вы, товарищ капитан, не забываетесь? Мы с вами в одинаковых званиях, — обидчиво задирает подбородок Корниченко, напоминая мне этим независимым и глупым движением горбоносого верблюда. Того и гляди, плеваться начнет!
— В одинаковых, верно. Но я по должности старше, — ласково скалюсь я ему фирменной безумной крокодильей улыбочкой, — на выход! Нехер тут устраивать игрульки.
—
— О том, что следователь может ошибиться в протоколе, и нам потом прыгать и собирать недостающие данные.
— Следователь не собирается ошибаться в протоколе, — неожиданно говорит Захарова, все так же продолжая писать, мы с Корниченко смотрим на нее, ожидая продолжения.
Захарова ставит точку, перепроверяет написанное, затем передает понятым:
— Ознакомьтесь и распишитесь.
И, пока они изучают документ, поднимает на нас с Корниченко спокойный, равнодушный даже взгляд. И я опять ловлю себя на том, что сегодня какая-то хрень происходит. Слишком она тихая. Обычно Захарова кучу эмоций выдает, все время или улыбается, или серьезная, или задумчивая, или еще какая, но в любом случае лицо никогда у нее не было таким вот пустым, отстраненным, как сейчас. Красивая восковая кукла. И глаза — пуговицы.
— Я закончила, — констатирует она факт, — могу быть свободна?
— Ага… — глупо моргаю я, а Корниченко, не будь дурак, тут же срывается с места:
— Подвезти тебя, Асенька?
— А ты еще не закончил, Корниченко, — вмешиваюсь я в его брачные танцы.
— Закончил тоже!
— Нет. У меня для тебя еще поручение.
— Для ваших поручений есть сержанты с вашего отдела, товарищ капитан.
— Ну, ты же для чего-то толкался тут битых два часа, хотя это дело ваши сразу нам подарили. Значит, явно желаешь принять участие в расследовании. Тебе и карты в руки, Корниченко!
Я шагаю прямо на него, вынуждая двигаться в сторону двери.
Смотрю жестко, предупреждающе. Попробуй сейчас возбухни, урода кусок. Отправлю перерывать архив в поисках похожих дел. А он у нас не весь оцифрован!
Захарова идет следом за мной, и ее присуствие ощущается очень четко, буквально вся спина горит.
Она, что ли, глазами прожигает, пока не вижу?
Резко поворачиваюсь, натыкаюсь на прежний пустой кукольный взгляд.
Эй ты, манекен ходячий, куда мою Захарову дела?
В подъезде торможу, даю надутому Корниченко ценные указания с применением матерных аргументов, давлю, короче, своим положением, как могу.
И в пылу свершения справедливой мести упускаю момент, когда Захарова исчезает из поля зрения.
До конца дежурства больше мы с ней не сталкиваемся, хотя еще пару вызовов отрабатываем, но как-то так получается, что она уже завершает к тому времени, когда я приезжаю. Или наоборот.
И это дико странно. Обычно Захарова делает все, чтоб мы оказались в одном помещении как можно дольше. Знает, мелкая дрянь, как меня клинит, чувствует, и пользуется этим вовсю.
А тут…
Чудеса на виражах…
Интересно, надолго ли ее хватит?
Думаю, что нет.
Черт, была бы возможность, я бы даже ставку на это сделал. В свою пользу, естественно…
ДЕВОЧКИ, СКИДКА 30% НАЗАТМЕНИЕ НА РОЖДЕСТВО. КНИГА СТОИТ ВСЕГО 90 РУБЛЕЙ И 30%ЛЮБИМУЮ УЧИТЕЛЬНИЦУ. ОСТРЫЙ, ШИКАРНЫЙ МЖМ-РОМАН! ВЕЛКАМ, МОИ ХОРОШИЕ!!!
Глава 10
— Вовчик, ты чего такой бледный?
Я давлюсь от неожиданности блином, кашляю, затем поднимаю взгляд наверняка красных, как у вампирюги, глаз на младшую сестренку. Заботушка, блять, мелкая. Очень вовремя!
— Сынок, все в порядке у тебя? — тут же, вполне закономерно, начинает хлопотать вокруг меня мама, — ты и в самом деле бледненький… Температура, может?
На лоб мне ложится прохладная ладонь, и я невольно подаюсь вперед, подставляясь под ласку. Потому что ты можешь быть хоть сто раз крутым опером и нереальным суперменом, но мама… Она и есть мама.
— Нормально, мам… — мычу я, прокашлявшись, наконец, — подавился…
Мама внимательно осматривает меня, легко гладит по голове, прикрываю глаза от кайфа… И ловлю на себе насмешливый взгляд мужа сестренки, Немого.
Блять…
— Все хорошо, мам…
— Я все же градусничек принесу сейчас, температуру тебе…
Мама, больше не слушая моих возражений о том, что все в порядке и не надо, уходит в комнату, а Немой скалится, уже не скрываясь, и выдает:
— Готовь жопу, Вовчик.
Кошусь на него злобно, а Алька хмурится, стучит ладошкой по деревянной башке своего недоумка-мужа, а затем поворачивается ко мне и непонимающе хлопает ресницами:
— А почему?..
Слово “жопа” моя принцесса-сестричка знает, конечно, и даже употребляет, но, завтракая за столом в доме родителей, явно считает это неуместным.
— Ну так градусничек же… — поясняет непонятно, по какой причине, разговорившийся Немой, — его в задницу вставляют… — и добавляет с нескрываемым наслаждением, — младенчикам.