Фатальная ошибка опера Федотова
Шрифт:
Наверно, не надо доводить. Все равно отвечать, так хотя бы лишу этого урода удовольствия помацать аппетитные булки Захаровой.
— Ой, вы себя плохо чувствуете, Семен Андреевич? — голос Захаровой становится участливым и тревожным, — лицо красное совсем, и испарина…
— Нет, Асенька… Я просто…
— В вашем возрасте надо себя поберечь, Семен Андреевич, — продолжает Захарова, судя по звукам, шустро передвигаясь по кабинету, звякает стакан, льется вода, — вы уже не молодой мальчик, по вызовам ездить… Я понимаю, что вы — лучше всех знаете работу, пример
— Спасибо, Асенька… — голос Карася звучит немного растеряно, прежнего боевого самцового пыла нет и в помине, — но зря вы меня считаете… Я, конечно, не так молод…
— Ой, да какой возраст, о чем вы? — мне чудится, или Захарова стебется? — вы — мужчина в самом расцвете… Знаете, я еще в третьем про вас слышала, наши девочки вас боготворят… И все время говорят, ох… Так неудобно… Но все время говорят, что вы — невероятно харизматичный мужчина, что любая была бы рада, если б вы… Обратили внимание…
— Асенька…
— Вот, выпейте воды… Я бы вам предложила сердечные капли, но их нельзя мешать с алкоголем… А я, знаете, все время говорила им: “Вы что? Семен Андреевич — идеал мужчины. Он отличный семьянин, прекрасный отец, исключительно порядочный… И нечего даже думать о нем в таком направлении…”
— Эм-м-м…
— И вот знаете, Семен Андреевич, — а теперь в голосе Захаровой звучит неподдельное возмущение, — столько женщин, готовых рассматривать занятого мужчину… Ужас… Я потому из третьего и перевелась. Уверена, у вас в отделении ничего подобного быть не может! Я и девчонкам говорила, что у Семена Андреевича — исключительно серьезные люди работают. Профессионалы своего дела! Он их сам обучает, они на его примере учатся! И никаких неуставных отношений быть просто не может! Я так рада, что мои слова нашли свое подтверждение!
— Эм-м-м… Асенька…
— Я хочу сказать “спасибо” еще раз, Семен Андреевич. Знаете, я детдомовская же… — тут голос Захаровой жалостно дрожит, и это так достоверно, мать его, что даже я проникаюсь! — и для меня вы — словно отец родной, которого никогда не было… — Она чуть всхлипывает и продолжает трогательно, — позвольте вас обнять… Пожалуйста…
— Эм-м-м…
— Спасибо вам еще раз, Семен Андреевич… Я пойду. Там ребята уже, наверно, волнуются…
— Хорошо, Асенька… Идите…
Я едва успеваю отшатнуться, чтоб не попасть в зону видимости Карася, и наблюдаю, как Захарова выходит из кабинета, закрывая за собой дверь.
И, если бы Карась видел в этот момент выражение ее мордочки, насмешливо-брезгливое, жесткое, с чуть искривленными в язвительной усмешке губами, то вся ее игра точно пошла бы лесом.
Но Захарову вижу только я, а она видит меня.
И замирает.
На мгновение на ее лице появляется странное беспомощное выражение, рот приоткрывается в удивлении, брови поднимаются…
Она явно что-то хочет сказать, но я не позволяю.
Качнувшись к ней всем телом, одной рукой закрываю рот с готовым вырваться возгласом, а второй перехватываю за талию и тащу прочь по коридору с дикой скоростью.
Захарова, сначала оторопев и даже обмякнув немного от неожиданности, тут же приходит в себя и начинает брыкаться, дергаться, пытаясь вывернуться, но я проявляю настойчивость и жесткость.
Дверь в один из кабинетов оперов открыта, я затаскиваю туда Захарову, захлопываю и успеваю даже провернуть ключ в замке.
Потому что я — не Карась. И пути отступления жертвы умею блокировать!МОИ ХОРОШИЕ, СКИДКА 30% НА МОЙ НЕБОЛЬШОЙ, НО ОЧЕНЬ ГОРЯЧИЙ РОМАНЯ ПРОСТО ИГРАЮ...ТУТ У НАС ВСЕ НЕПРОСТО, НО ОСТРО С ПЕРВОЙ ЖЕ ГЛАВЫ!
Глава 14
— Сучка ты, Захарова, просто сучка, — рычу я, прижимая мелкую дрянь собою к двери и придерживая для верности за горло. Не сильно, но так, чтоб не рванулась внезапно.
Но Захарова и не рвется.
Она уже пришла в себя и теперь не брыкается, стоит, тяжело дыша и чуть вытянувшись стрункой по полотну двери, задирает подбородок и смотрит на меня.
В глаза.
И сейчас ее обычно наивные голубые озера приобретают свое натуральное выражение. Естественное.
Наглое, вызывающее, жесткое.
Только со мной она себе позволяет такое, для всех остальных мудаков в мире привычно маскируясь под беззащитную няшку.
Один я в курсе, что эта няшка, если зазеваешься, откусит лапу по локоть. Что зубы у нее крокодильи и хватка бульдожья.
Если зацепилась, хер стряхнешь с жопы!
— Что случилось, начальничек? — блатная усмешка на ангельском личике смотрится чужеродно… Но ей идет. Нутро сразу показывает. — Какие-то вопросы?
— Тон сбавь, — рычу я, посильнее сжимая клешню на шее и решительно пресекая попытки мозга обратить внимание на то, какая у нее кожа там нежная… Пиздец… Если куснуть, будет след. Надо проверить… Захарова усмехается еще шире, и я прихожу в себя, перехватываю оба запястья нахалки у груди, держу, прекрасно зная, что эта дрянь не упустит случая полоснуть меня по харе ногтями, — какого хера концерт устроила?
— Я? — ресницы распахитваются шире, взгляд наивно-кукольный, игрушечный прямо, голосок такой нежненький, словно у тяночки из порно, — о чем вы, товарищ капитан? Я всего лишь разговаривала с вышестоящим начальством… Я так рада, что буду у вас работать, ах, так счастлива…
— Так счастлива, что чуть на колени перед Карасем не упала, да? — я несу бред, сам понимаю, но тормознуть не могу, все бурлит во мне, все через край! — еще немного и упала бы, да?
— Не понимаю, о чем вы, товарищ капитан… Но я всегда подчиняюсь приказам вышестоящего начальства…
И глазками своими — хренакс — прямо в печень… И ресницами — хлоп — и в голове мутнеет мгновенно.
Держу ее, не в силах отступить, разжать пальцы, хотя давно это надо сделать. Она не сопротивляется же… Совсем… На колени бы упала перед вышестоящим… Убью, блять!