Фатальная ошибка
Шрифт:
Когда до дому оставалось всего два квартала, она услышала визг тормозов у себя за спиной. По-прежнему не оборачиваясь, она перепрыгнула с проезжей части на пешеходную дорожку, чья бетонная поверхность была давно уже разрушена корнями деревьев, растрескалась и была неровной, как волнующаяся перед штормом океанская поверхность. Бежать здесь было трудно, ноги, казалось, вязли в грунте; Эшли стала напевать, чтобы ничего не слышать, и глядела строго вперед, как скаковая лошадь с шорами на глазах, не обращая внимания на окружающее и мчась вперед что было сил. Около дома она перемахнула через клумбу
Она внимательно оглядела улицу. Неподалеку сосед выводил задом автомобиль со своего участка. Группа детишек, навьюченных тяжелыми ранцами, со смехом направлялась к остановке школьного автобуса. Женщина в длинном ярко-зеленом пальто поверх ночной рубашки доставала из почтового ящика утреннюю газету.
О’Коннела не было. По крайней мере, Эшли его не замечала.
Откинув голову назад, она вдохнула холодный воздух и, обведя взглядом мирную утреннюю картину, едва сдержала рвущееся из груди рыдание. Она осознала, что О’Коннелу даже не нужно физически приближаться к ней, — все равно она будет ощущать его присутствие.
Расположившись поблизости от их дома, Майкл О’Коннел с торжеством наблюдал за Эшли, с неуверенностью оглядывавшей улицу. Он потягивал кофе из большой кружки, сидя за рулем своей машины. Если бы девушка была более наблюдательной, думал он, она заметила бы его. Он этого не боялся и не слишком прятался от нее.
Сначала он хотел задержать ее, пока она бежала, но затем отказался от этой мысли. Эшли была лучше его знакома со всеми закоулками в этом районе и могла ускользнуть от него, несмотря на его превосходство в скорости. И, что важнее, она могла закричать, и кто-нибудь из соседей вызвал бы полицию. Ему пришлось бы ретироваться, не поговорив с ней. Меньше всего О’Коннелу хотелось объясняться с каким-нибудь подозрительно настроенным полисменом.
Надо дождаться подходящего момента. Не здесь, на улице, где она выросла. Здесь все дышало ее прошлым. А он был ее будущим.
А пока ничто не мешало ему упиваться наблюдением за девушкой. Больше всего ему нравилось смотреть, как двигаются ее ноги. Они были длинные, гибкие; он жалел, что в ту единственную проведенную вместе с ней ночь не разглядел их еще лучше. Тем не менее он отчетливо представлял их обнаженными, сверкающими в темноте и беспокойно заерзал на сиденье. Он пожалел, что у нее на голове вязаная шапочка, скрывающая волосы, и в этот момент она сняла ее. О’Коннел улыбнулся, подумав, что, может быть, она воспринимает его мысли. Это доказывало, как тесно они связаны. Он невольно рассмеялся.
Даже глядя на Эшли издали, он чувствовал жар во всем теле. Она заряжала его энергией. Не в силах усидеть на месте, он открыл дверцу автомобиля и стал вылезать.
В это время девушка в расстройстве отвернулась и перешагнула порог дома, не заметив О’Коннела. Он застыл — одна нога на земле, другая в машине, — глядя на то место, где она только что стояла. Мысленно он еще видел ее там.
«Надо ее украсть», — решил он.
Ему представлялось, что это будет совсем не трудно. Нужно только, чтобы она была одна. С ним.
«Я невидим», — подумал О’Коннел, устраиваясь на водительском месте и выруливая на
Но он ошибался. Из окна своей спальни на втором этаже Салли наблюдала за ним, так крепко вцепившись в оконную раму, что, казалось, та не выдержит и сломается. Она впервые видела Майкла О’Коннела воочию. Когда она заметила человека, сидевшего за рулем машины, она пыталась убедить себя, что это не О’Коннел, но понимала, что это он. Это не мог быть никто другой. Он был близок, как всегда, и, как всегда, неуловим. Даже когда они не видели его, он был рядом. Она почувствовала слабость, гнев и страшную тревогу. «Любовь — это ненависть, — подумала она. — Любовь — зло. Это нездоровое чувство».
Машина исчезла за углом.
«Любовь — это смерть», — подумала Салли.
Тяжело дыша, она отошла от окна. Она решила не говорить домашним сразу, что видела О’Коннела около самого дома, чтобы не огорчать их. В гневе и расстройстве человек действует необдуманно. Они же должны соблюдать спокойствие, собраться и действовать. Действовать, действовать и действовать. Салли взяла ручку и блокнот со своими записями. Набросками убийства. Но рука ее при этом немного дрожала.
Ближе к вечеру Салли вышла из дому, чтобы купить все необходимое для выполнения поставленной задачи. Вернувшись, она заглянула к Эшли, которая читала, свернувшись калачиком на кровати с каким-то расстроенным и скучающим видом. Кэтрин возилась на кухне, а Хоуп не было слышно. Салли подошла к телефону и набрала номер Скотта.
— Я слушаю.
— Скотт, это Салли.
— Все в порядке?
— Да. День прошел более или менее нормально. — Она не стала говорить, что видела утром О’Коннела, шпионившего около их дома. — Но как долго это продлится, я не знаю.
— Да, это понятно.
— Это очень хорошо, что понятно, потому что я думаю, что ты должен приехать к нам прямо сейчас.
— Ладно… — В голосе бывшего мужа слышалась некоторая неуверенность.
— Пора действовать. Знаешь, — Салли невесело рассмеялась, — по-моему, в последние недели мы гораздо чаще соглашаемся друг с другом, чем тогда, когда жили вместе.
Скотт тоже обескураженно улыбнулся:
— Странные мысли приходят тебе в голову. Наверное, ты права. Но когда мы жили вместе, иногда нам было не так уж плохо.
— В твоей жизни не было лжи в отличие от моей.
— «Ложь» — очень сильное слово.
— Скотт, давай не будем возвращаться к старому, — по-моему, в этом нет смысла. — Они какое-то время помолчали, и Салли продолжила: — Это заведет нас в тупик. Не важно, где и какими мы были, важно, какие мы сейчас и что с нами будет. Я уж не говорю об Эшли.
— О’кей, — согласился Скотт, чувствуя, что их разделяет опасная трясина эмоций и лучше обходить ее стороной.
— У меня есть план.
— Хорошо, — отозвался Скотт, хотя не вполне был уверен, что это так.
— Не знаю, насколько он удачен и осуществим. И главное, сможем ли мы все это сделать.
— И в чем он заключается?
— Не стоит говорить об этом по телефону. По крайней мере, по этому.
— Да, конечно. Ты абсолютно права. — Опять же он не был уверен в том, что говорит вполне искренне. — Я сейчас выезжаю.