Фатальная ошибка
Шрифт:
— Это верно, — сказал Скотт. — Восстановление справедливости по образцу греческой трагедии. Но они же не разговаривают годами. Как мы заставим их…
Салли остановила его, подняв руку, и проговорила заговорщическим тоном:
— Если он будет думать, что Эшли находится в доме его отца…
— Что?! — взорвался Скотт. — Использовать Эшли как приманку? — Он покачал головой. — Это невозможно.
— У нас нет другой приманки, — холодно парировала Салли.
— Но мы же решили отстранить Эшли от всего этого, — вмешалась Хоуп.
Салли
— Она может позвонить ему, не зная наших намерений. Дадим ей готовый текст, и она его зачитает.
Хоуп подалась вперед:
— Ну хорошо. Предположим — пока это только предположение, — нам удастся заманить О’Коннела к отцу. А затем появимся мы… Как мы его убьем? — Она тут же ужаснулась тому, что говорит.
Салли задумалась:
— Да, у нас не хватит сил… — Внезапно лицо ее напряглось. — Ты сказала, что у Майкла О’Коннела есть пистолет?
— Да, спрятан в шкафу.
Салли удовлетворенно кивнула:
— Мы используем этот пистолет. Не просто такой же, а именно его. С его отпечатками пальцев и, возможно, образцами его ДНК.
— Но как мы его добудем? — спросил Скотт.
Хоуп, ни слова не говоря, полезла в карман джинсов и вытащила ключ от квартиры О’Коннела.
Скотт и Салли уставились на нее в изумлении. И у обоих мелькнула одна и та же мысль: «Это возможно».
Салли осталась в гостиной одна, двое остальных отправились на кухню, где Кэтрин и Эшли приготовили на скорую руку ужин. Неожиданно для нее самой ее подавленное настроение исчезло, она чувствовала прилив энергии и чуть ли не радостное возбуждение в предвкушении убийства.
Ей хотелось смеяться над парадоксальностью ситуации. Они собирались совершить нечто такое, что изменит их всех, ради того, чтобы ничего в их жизни не менялось. Слыша голос Хоуп, она думала о том, что на пути к восстановлению их прежних отношений им нужно решить вопрос с Майклом О’Коннелом и его отцом. Может ли смерть быть залогом любви? Она считала, что может. Солдаты, пожарные, спасатели, полицейские — все они должны быть готовы в любой момент сделать этот выбор. Принести себя в жертву, чтобы выжили другие. Разве они сейчас делают не то же самое?
Она достала свой желтый адвокатский блокнот и ручку и начала набрасывать план действий. Первым делом она перечислила все вещи, которые им понадобятся, и все детали, которые должны будут создать убедительную картину для следователей. Как они будут расценивать роковой выстрел — вот что самое главное. Вдохновленная этой идеей, как студент на экзамене, вспомнивший ответ, она стала изобретать убийство, рассматривая его в обратном хронологическом порядке.
«Мы собираемся стать теми, кого мы всегда ненавидели», — подумала Салли. Она подняла руку и, держа ее перед глазами, сжала в кулак, воображая, что пальцы ее сжимают горло О’Коннела, перекрывая доступ воздуха в его легкие и стирая его с лица земли.
Час был поздний, и я в нерешительности задержался
Вы выслушиваете чью-то историю, которую вам рассказывают тихим голосом. И внезапно у вас появляется ощущение, что эта история порождает массу вопросов и далеко не на все из них есть ответы. Должно быть, она почувствовала это, потому что спросила:
— Кажется, вы начинаете понимать, почему они не решаются встретиться с вами?
— Разумеется, — ответил я. — Они боятся судебного преследования. В отношении убийства срок давности не действует.
— Так ответить проще простого! — сердито фыркнула она. — Это лежит на поверхности. Постарайтесь разглядеть более глубокие мотивы под чисто прагматическими соображениями.
— Ну хорошо. Их смущает неизбежное предательство, связанное с их поступком.
Она сделала резкий вдох, как будто испугавшись чего-то:
— И что же, скажите на милость, вы имеете в виду под этим очаровательным словом «предательство»?
— То, что Салли получила юридическое образование, — ответил я, подумав, — и должна была бы относиться к закону с большим пиететом.
— Понятно, — кивнула она. — Участвуя в работе суда, она видела лишь недостатки закона и недооценивала его возможности. А другие?
— Скотт, как историк, наверное, должен был бы лучше других понимать опасность агрессивных действий одной стороны против другой. У него было развито чувство социальной справедливости.
— Вы хотите сказать, он всегда считал, что участие в насилии ниже его достоинства, а тут так легко согласился на это?
— Да. Даже в молодости он пошел на войну не из воинствующего патриотизма, это был скорее акт политического сознания — или, может быть, совесть его побудила. И поэтому руки его были если и не стерильно чистыми, то и незапачканными, как у многих других. А Хоуп…
— Да, что насчет Хоуп? — спросила она с интересом.
— Мне представляется, что преступление было ей еще более чуждо, чем Скотту и Салли. Но ведь эта история и затрагивала ее меньше, чем других.
— Разве? А вам не кажется, что она теряла больше всех? Ведь она посвятила свою жизнь любви к женщине, приняв на себя все неизбежные последствия: она отказалась от желания иметь собственную семью, предстать перед обществом нормальнойи относилась к Эшли как к своей дочери. Что она чувствовала, глядя на Эшли? Воспринимала ли она ее как часть самой себя? Видела ли она в ней то, чем сама могла бы стать? Завидовала ей? Наверное, глубочайшая привязанность, которую она испытывала к Эшли, отличалась от той, какая бывает у обычных родителей. И к тому же, как спортсменка, она привыкла действовать прямо и решительно.