Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Извещен, что вы сражались со мною честнее других, и было бы неблагородно с моей стороны лишать вас чести... Не огорчайтесь! В Петербурге вы будете нашим почетным гостем.
Ибрагим-паша видел, как уплывают вдаль корабли.
– - Что предопределено свыше, то и будет... Кысмет!
Кысмет -- это рок, а правоверный судьбе покорен.
Долгорукий въехал в улицы города, его встречала толпа. Люди, опустившись на колени, поднесли ему хлеб с солью.
– - Благодарю! А городишко-то у вас хороший...
Кафа (будущая Феодосия) была освобождена --
Кафа была переполнена добром и хламом, бурным весельем и трагическими бедами. Здесь русские солдаты повстречали немало земляков и сородичей. Долгорукий видел, как, рыдая до икоты, бился головою об стену сакли старый харьковский пикинср.
– - Уймись, братец! С чего эдак страдаешь?
– - Жинку сыскал, -- отвечал пикинер.– - Ее и детишек в прошлом-то годе татары увели с хутора. И вот встретил жинку, гляжу, а вона-то... О, Господи! уже с дитем бусурманским. Что же мне теперь? Или давить его, нехристя?
– - Давить не надо, родименький. Перемогись.
– - Оно, может, и так, ваше сиятельство. Я ее, стерву, поучу маленько и с дитем новым на хутор отправлю. Свои-то пропали в рабстве, так хоть чужого щенка вскормлю...
Этому пикинеру еще повезло! А другие навеки потеряли своих жен, детей и невест, уже распроданных на базарах Кафы в Турцию, Алжир, Тунис и Марокко. Прощайте, люди, Россия больше-никогда вас не увидит!
Операция крымская имела успех блистательный! Малая армия с ничтожными потерями взяла верх над большой армией, имевшей флот и отличные базы в тылу. Из деревень далекой Рязанщины, где горланят по утрам петухи и бродят в ночном стреноженные кони, из этих песенных рос, из голубых туманов России пришли в ногайские степи сразу 5000 мужиков в лаптях. "Трава-то! Трава какая!.." Взмахнули они гибкими косами -- и пошла косить матьРоссия, только -- вжик да вжик, и ложилась трава на траву рядами, вырастали стога ароматного сладчайшего сена -- на прокорм славной российской кавалерии!
Князь Долгорукий снова разбранил адъютантов:
– - Надо эштафет осударыне слать, а перышки опять худо очинены. Коли не умеете перьев чинить, так пишите за меня сами...
По скошенной стерне поскакали неутомимые курьеры.
17 июля 1771 года прибыли в Петербург один за другим сразу три курьера. На рассвете явился из Крыма первый, князь Одоевский, -- взяли Кафу, в полдень приехал подпоручик Щербинин -- взяли Керчь, а вечером примчался поручик артиллерии Семенов -- привез ключи от крепостей крымских. Екатерина первого произвела в полковники, второго -- в гвардии поручики, третьего -- в капитаны: "Молодцы, ребята! Вы из Крыма татарского мне Тавриду легендарную возвращаете, где и быть мне новою Ифигснией..." Но как отличить князя Долгорукого? Пусть же в истории государства навеки останется он с небывалым титулом -Крымский!
– - Наградили так, что и не мечтал. А мне больше и не надобно ничего. Пришел в Крым солдатом -- и уйду солдатом.
Значение крымских Гиреев в мусульманском мире было велико: прямые потомки Чингисхана, они являлись главными претендентами на престол Блистательной Порты, если бы род Османов пресекся в турецкой истории... Все это учитывали в Петербурге! Но не могли учесть резвой самостоятельности князя Долгорукого-Крымского, который самовольно посадил Сагиб-Гирся на престол в Бахчисарае, а Шагин-Гирея сделал калгой и сказал ему:
– - Тебя, калга, императрица наша давно возлюбила... Будь готов в Петербург ехать! Высоко, сокол, летаешь, где сядешь?
2. СПЕКУЛЯЦИЯ И НАСИЛИЕ
Многое не ладилось, а вода и огонь собирали жертвы...
Большое собрание голландских картин, закупленное для Эрмитажа, целиком погибло на корабле, который жестоко разбило на рифах. А в конце мая грандиозный пожар объял Васильевский остров столицы -- кварталы выгорали так быстро, будто сам дьявол посыпал их порохом, сильнейший ветер раздувал пламя, над Невою несло горящие головни, падавшие на крышу Зимнего дворца... Екатерина, глядя на пожар из окон, вспомнила:
– - Боже, а ведь Леонардо Эйлер этого и боялся!
Ей доложили, что дом Эйлера сгорел дотла. Ученого вытащил из пламени прохожий булочник, а бумаги, столь ценные для науки и мореплавания, вынес из огня сам президент Академии -- граф Владимир Орлов. Пожар длился два дня, черное пожарище обезобразило столицу, на берегу Невы долго еще догорал Морской корпус, бывший дворец графа Миниха, бездомные гардемарины маялись без крыши над головой, сидючи на стопках учебников...
– - Ну что ж! Начнем отстраиваться заново -- в камне.
Екатерина не скрыла от Вольтера этого бедствия, заверяя его: "Ни в одном Европейском Государстве не могут с такой поспешностью производить строения, как у нас!" Панин в эти дни призывал ее к бдительности на севере. Густав III возмечтал об отторжении Норвегии от Дании (молодой король начинал именно там, где закончил Карл XII). В стране, в которой царило повальное пьянство, он завел "коронную" монополию, а доходы от винокурения обращал на усиленное развитие армии и флота... Да, многое не ладилось!
...Екатерина толкнула двери спальни и застала Григория Орлова с Прасковьей Брюс. Она быстро закрыла лицо руками.
– - Свиньи!– - произнесла с яростью.– - Вон!
Подруга горячо оправдывалась.
– - Като, Като!– - кричала она.– - Невинна я... злодей увлек во грех меня... Като, я женщина слабая... это он... все он!
Екатерина с размаху отпустила ей "леща", и Парашка, пискнув, улизнула. Орлов с наглой улыбочкой сидел на постели.
– - И ты ей поверила?– - спросил он.– - Да она сама липла. Сучка не захочет, так кобель не вскочит!