Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
А ведь истину вещал Шафонский -- и за то ему честь и слава!
5. ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА
Чуя свою вину, фаворит заискивающе поглядывал на Екатерину, но глаза его каждый раз встречали строгий взор охладевшей к нему женщины. Она думала: "Негодяй! Изнасиловал свою же сестру, еще девочку, и надеется, что все кончится шуточками... нет уж, миленький!" А тут еще слухи из Москвы ужасали...
Фельдмаршал Петр Семенович Салтыков не перемог страха перед чумой -- покинул свой пост, спасаясь в подмосковном Марфине. Уважая большие заслуги старика перед родиной, ему этот грех
Гигантские амбары Симонова монастыря уже трещали, заваленные имуществом "выморочных" семей. Неопознанные мертвецы валялись посреди улиц. Мортусы-добровольцы, в вощеных плащах, в черных масках на лицах (сущие дьяволы!), таскали крючьями из домов трупы, валили их на телеги, как дрова, и везли за город -- в ямы! Многие жители тайно покидали Москву, разнося заразу далее, и умирали в лесах, как дикие звери. Всюду полыхали костры -сжигали вещи покойников, а бедные люди рыдали (ибо, как писал очевидец, глиняный горшок для бедняка дороже, чем для графа Шереметева чайный сервиз из порцелена мейсенского). Народ запивал горе лютое в кабаках, которые не догадались прикрыть, как и церкви. Чума буйствовала, заражая вокруг Москвы губернии Смоленскую, Нижегородскую, Казанскую, Воронежскую... Круглосуточно, без единой передышки, стонали над ЗДосквою церковные колокола, рыдали люди над мертвыми, кричали и плакали сироты. Ад!
Шафонский приехал в Чудов монастырь -- к владыке:
– - Властей нет -- все разбежались. Врачи -- немцы, им никто не верит. Меня сейчас в Лефортове чуть не убили. Народ потерял терпение. Вся надежда на вас, первосвященный...
Амвросий распорядился перед клиром епархии:
– - Умерших класть в гробы, не обмывая покойников и не давая им последнего мирского целования. Священникам же творить исповедь умирающих стоя на улице, в дома не входя, -- через окна! При крещении новорожденных быть особливо осторожну...
По улицам бродили пьяные попы, взывая к народу:
– - Чего слушать табашника? Он же трубки курит и в еретические стекла вшей разглядывает. У него книги колдовские имеются...
Амвросия ненавидели "дикие" священники, своих приходов не имевшие. Такие кормились, сбираясь на Лобной площади, где их и нанимали к отпеванию усопших, а мзду они тут же пропивали в трактирах, в которых и отсыпались под лавками. Ненависть их была зверино страшна, потому что Амвросий халтурщиков прсследовал, облавы жестокие учиняя, бороды рвал, а многодетных в железах голодом и дымом морил подолгу, от жен отлучая. К этим "диким" попам вскоре примкнули раскольники, которых заботила лишь одна цель -- в общем шуме ограбить Московский Кремль с его бесценными сокровищами... Раскольники больше всех и орали:
– - Долой карантины немецкие! Бей их... круши, народ православный! Лекарей топить надо: они ляписом нарочно пятнают нас, оттого и пятна гнилые, вот и мрем безвинно от злодеев ученых...
Икона Богородицы у Варварских ворот висела высоко, к ней ползали по лестнице. Амвросий хотя и верный страж церкви, но все-таки понимал, что зацелованная икона -- главный источник
– - Я не против Бога -- я против суеверий ваших!– - огрызался Амвросий.– - Жаль, что вы без ума родились, а то бы я показал вам через стеклышки, из какой мерзости весь мир состоит... Исцеления под иконой ищущие, вы под этой иконой и подыхаете!
Он хотел снять икону -- не дали. Сунулся к церковной кубышке -- его грубо отшибли. Еропкин послал к Варварским воротам команду во главе с царевичем Грузинским, но царевича избили поленьями, а всех солдат обезоружили. В драке слышалось:
– - Богородицу грабят! Спасайте деньги Богоматери...
Епископ перебрался в Донской монастырь, а Чудова обитель подверглась нещадному разграблению. Что не могли унести, все ломали-даже двери, даже печки; книги и картины, утварь и посуду разворовали. Амвросий Зертис-Каменский держал при себе племянника Николая Бантыш-Каменского.
– - Коля, -- сказал он ему, -- вот тебе часики мои, два рубля и табакерочка... Деньги-вздор, но все же помни, что камергер Потемкин полтысячи остался мне должен. С него и получишь! А теперь прощай... беги в баню и там закройся.
Услышав, как ломятся в двери храма, Амвросий кинулся по лестнице на высокие хоры, спрятавшись за иконостасом. Толпа с дрекольем ворвалась в храм, искала его и не находила. Неожиданно своды храма огласились радостным возгласом ребенка:
– - Сюда, скорее... он здесь-на хорах!
Амвросий выпрямился, отдаваясь в руки людей:
– - Господи! Остави им, не ведают бо, что творят...
Его трясли за бороду, рвали с головы волосы:
– - Зачем бани позакрывал? Это ты карантины придумал... Почто Богородицу Варварскую обижал? Покайся...
Амвросий на все вопросы отвечал подробно, даже спокойно. Его вытащили на двор, и толпа, опомнясь, готова была отпустить свою жертву. Но тут с кузнечным молотом в руке подскочил раскольник:
– - Чего там слушать его? Во славу Божию... бей!
Смерть была тяжкой: архиепископа избивали дубинами на протяжении двух часов. Убийцы отошли, когда от человека осталась бесформенная квашня. Вместе с ним погибла и коллекция живописи: "дикие" попы и раскольники повыкалывали на парсунах глаза, испохабили голландские пейзажи, изрезали холсты ножами...
Еропкин сообщал в Петербург, что с помощью двух пушчонок он отбил штурм Кремля; сначала палил в толпу пыжами горевшими, а потом, под градом камней и дубья, ударил картечью. Кремль отчасти пострадал, но его сокровища уцелели... Екатерине представился удобный случай избавиться от фаворита -- раз и навсегда!
– - Еропкин ранен, езжай в Москву, -- велела она.
Никто из придворных не сомневался: Орлов отправляется в чумной город, чтобы никогда уже не вернуться. Это же понимала и сама императрица, горячо с ним прощавшаяся. Английский посол Каткарт был единственным, кто советовал фовориту не ехать.