Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Долго ль в Англии сушат лес для кораблей?
– - Лет пять. Чем дольше, тем лучше.
Лицо ее, обращенное к поэтам, выражало приятное внимание к их талантам, но при этом она шептала:
– - Допустим, что сушить будем лишь три года. Да еще строить их... Ох, Семен Иваныч, не успеваем мы.
После "трактования" рыцарей столом изрядным, за которым речь звучала немецкая, шведская и французская, Екатерина удалилась к себе, в покоях она отбилась от объятий Орлова:
– - Оставь, варррвар! Я еще не все сделала...
Присев к столу, поспешно строчила сенаторам: "У нас в излишестве
Утром, попивая кофе, она сказала:
– - Ладно! Посмотрим дивизию Румянцева.
Орлов очень побаивался ее свидания с полководцем:
– - Катя, будь с ним поласковей. Забудь прошлое...
Человек самостоятельный и грубый, Румянцев отказался присягать Екатерине, говоря открыто: "А я разве знаю, куда императора подевали?" Но, присягнув, он сразу же подал рапорт об отставке, -- Екатерина вернула его с "наддранием", понимая, что нельзя лишать армию такого видного начальника, но ходу Румянцеву больше не давала, и победитель Фридриха II околачивался в гарнизонах Прибалтики... Под пение фанфар и рогов вереница карет с Екатериной и ее свитой прикатила в предместье Ревеля, где в лагерном компаненте стояла дивизия. Румянцев издали салютовал шпагой, потом откинул клинок к ботфорту, стукнув по нему так, словно проставил печать на бумагу казенную. Средь зеленеющих куртин и полян с ромашками, в развилках дорог, на фоне рыцарских фольварков с их кирхами и замками, полководец разыграл перед императрицей показательный бой, каждый свой маневр поясняя четкою аннотацией. Екатерина, всегда наблюдательная, отметила бодрый вид загорелых солдат, их исправное оружие, ладные мундиры и крепкую обувь. Румянцев тростью, оправленной в серебро, указал на густо марширующие в низину каре:
– - Вот сии робяты к войне готовы всегда. Я учел опыт войны минвушей и солдат натаскал как следует: у меня не разбалуешься! Фридрих меня тоже многому научил. Прусских порядков, как генерал Петр Панин, я в армии своей не жалую, но зато прусская армия умела драться так, что над Европой пух и перья кружились...
Екатерина, всем довольная, пошла к экипажам, впереди нее заскочила в карету собачка. Орлов подал руку:
– - Ну, Катя, что скажешь? Довольна ли?
– - Флот меня согнул-армия меня выпрямила...
Притянув к себе голову Румянцева, поцеловала его в лоб:
– - Забудем старое. Мы друзья. Полюбите меня.
Полководец расхохотался вдруг таким могучим басом, словно заговорили батареи в пальбе неистовой. Кареты тронулись, вздымая облака пыли. Князь Репнин спросил:
– - Ваше величество, что вы сделали с Румянцевым?
– - Поцеловала -- и только.
– - Но ведь Румянцев славен тем, что никогда даже не улыбнется. А тут он загоготал как жеребец над овсяным полем...
Екатерина устроилась поудобнее на диване, к ней на колени запрыгнула собачка, она поправила на ней бантик:
– - Просто Румянцев был рад меня видеть...
Орлов выкинул в окно пустую бутылку из-под пива. Карета мягко колыхалась по ухабам. Держась за шелковую лямку, фаворит заговорил о графе Минихе:
– -
Миних был отсюда неподалеку: он командовал строительством балтийских портов, возглавляя знаменитую каторгу в Рогервике. Именно туда и заворачивали сейчас кареты.
Для начала Миних, в котором никогда не угасала любовь к самому грубейшему фарсу, покатал Екатерину на колеснице (величиной с эшафот), в которую были впряжены двести голых убийц и злодеев, раскрашенных под арапов и индейцев. Екатерине скоро надоело это.
– - Довольно, граф! Я не привыкла ездить на животных, которые лишены хвостов... Пошутили -- и хватит.
Рогервик строился уже сорок лет. Годами громоздили камни в море, создавая дамбы, а штормы в пять минут раскидывали скальные глыбы, уложенные людьми-муравьями. Очень широко раскинулось рогервикское кладбище. Миних сказал, вроде оправдываясь:
– - Каторга, она и есть каторга...– - Умевший тонко льстить, он бывал и бестактным.– - Ну угодно ли вашему величеству, чтобы явил я вам с того света супруга вашего покойного?
Он представил ей каторжника -- рябого мужичка лет под сорок, с жиденькой бороденкой и тощими посиневшими ногами.
– - Вот, самозванно нарек себя Петром Третьим.
Екатерина с отвращением оглядела своего "мужа":
– - Ну, понравилось тебе императором быть?
– - Есть-пить надо, -- отвечал "император".– - За што меня тута держат? Я ж не убивал никого. Нс шумствовал. Я тиха-ай...
– - Все вы тихие.– - Екатерина раскрыла кошелек.– - Вот тебе... на водку. Теперь ступай прочь, дурачок противный.
Миних сказал, что у него отбывают каторгу еще два мнимых императора -- Петр II с Иоанном Антоновичем и сын покойной Елизаветы, якобы прижитый ею от принца Морица Саксонского.
– - А меня еще нету на каторге?– - спросила Екатерина.
– - Не теряю надежды, -- с юмором отвечал Миних.
На берегу моря стояла развалюха-хибара. Они вошли в нее, сели на лавку. Беседовали по-немецки.
– - Для продолжения трудов в Рогервике недавно вы просили еще полмиллиона от казны. А где их взять, граф?
– - Введите новый налог.
– - На что наложить? Вы знаете?
– - Придумайте. На квас, на собак, на бубенчики.
Екатерина послушала, как заунывно шумит морс.
– - Ведь это вы строили Ладожский канал?
– - Имел честь докопать эту канаву.
– - А зачем вы копали?– - спросила Екатерина.
Вопрос был странным. Миних объяснил:
– - Чтобы корабли проходили каналом в безопасности.
– - А разве они прямо по озеру плыть не могли?
– - Корабли плохие, и в Ладоге тонули.
– - А если бы корабли были хорошие?
– - Тогда и канала не нужно?
– - То-то и оно!– - подхватила Екатерина.– - Миллионы рублей и тысячи жизней вложены в предприятие ничтожное. Если бы половину сих средств истратили на постройку кораблей хороших, тогда незачем было бы двадцать лет в земле ковыряться... А теперь честно ответьте: на что мне вам еще полмиллиона давать?
– - Чтобы я закончил гавань в Рогервике.