Фаворит. Том 1. Его императрица

Пикуль Валентин Саввич

– - Все верно! Спасибо, что лишнего на меня не навешали...

Палач не заставил его страдать, обезглавив с одного удара. А когда подхватил голову за длинные волосы, предъявляя ее для всеобщего обозрения, площадь содрогнулась в едином движении массы народной. Единым стоном отвечала толпа на казнь и разом повернулась, чтобы бежать прочь... Стихийный порыв был настолько внезапен и силен, что мост задрожал, перила обрушились, а народ посыпался в реку. В самой гуще этой обезумевшей толпы бежал молодой солдат с раскрытым в ужасе ртом -- Гаврила Державин! Когда же парень оглянулся, то увидел громадный

столб черного дыма -- эшафот уже горел, а вместе с ним навеки исчезло и тело казненного.

13. ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ

Исподволь, незаметно и тихо, русский Кабинет начал заманивать европейцев на свои пустыри. По Европе уже разъезжали расторопные люди с большими кошельками и хорошо подвешенными языками. На постоялых дворах, в трактирах и на почтовых станциях они рассказывали невероятное:

– - Россия -- это совсем не то, что вы тут думаете. На Волге климат, как в Бургундии или Провансе. Весной из Сибири прилетают уральские канарейки величиной с ворону, они пьют росу из татарских тюльпанов, каждый из которых никак не меньше вот этой тарелки... Волга-это рай! Русская императрица обещает вам полную свободу, никаких налогов и притеснений в религии, она дает каждому на дорогу до Саратова по восемь шиллингов в сутки... Такое счастье выпадает раз в жизни!

А осенью 1764 года элекционный сейм утвердил на польском престоле Станислава Понятовского, в гербе которого красовался "золотой телец", отчего поляки прозвали его "теленком". Он был первым из королей, короновавшимся не в Кракове, а в Варшаве, и явился на элекцию не в рыцарском панцире с мечом, а в обычном платье французского покроя. Древняя корона Пястов оказалась слишком велика для его головы, пытались так и сяк укрепить ее на Понятовском, но стальной обод кувыркался, делая корону шутовской. Догадливее всех оказался сам король:

– - Я становлюсь смешон! Скорее дайте мне ваты...

Корону на его голове укрепили с помощью ваты.

– - Вот только сейчас, -- призналась Екатерина Панину, -- мой роман с этим человеком подошел к финишу, и продолжения никогда не последует. Но, боже мой, сколько отдано чувств...

Всегда сдержанная, она разрыдалась. Панин был поражен таким откровением. Ему казалось, что в сердце императрицы уже не осталось места для лирики, а все прошлое она умеет посыпать золой и прахом. Однако женщина еще тосковала, и, может быть, даже не по Станиславу, а вообще по настоящей большой любви, -это обрадовало Панина, ибо затеплилась надежда, что "орлов шине" все же придет конец... Кичливый аристократ князь Репнин отбывал в Варшаву, чтобы управлять Понятовским на правах строгого референта. Екатерина, опечаленная, проводила его словами:

– - Король похож на красивую куклу. Не спорю, он умен, начитан и многознающ, его речь блестяща, человек он добрый, но слабый, и за ним необходим присмотр, как за ребенком...

По безлюдным дорогам скрипели санные обозы, ехавшие в Речь Посполитую: Россия щедро одаривала поляков амуницией и порохом, пушками и ружьями. Петербургский кабинет желал видеть Польшу соседкой сильною, но обязательно дружественною. Петербург сам предложил Варшаве, чтобы польская армия отныне была увеличена в два раза...

Вице-канцлер Голицын привел к Екатерине полузамсрзшсго

и оборванного музыканта ее оркестра -- Генрика Новицкого, и она встретила бедняка приветливо:

– - Весьма сожалею, что вы не стали королем польским, хотя и уверена в ваших высоких достоинствах. Ну что ж! Если не удалось в этот раз, попытайте счастья в иную конвокацию...

Новицкого накормили, приодели, и вечером он уже сидел в придворном оркестре, играя на мандолине -- с вдохновением!

Генерал-прокурор Вяземский, входя в большую силу, порою даже не замечал, что для Екатерины он вроде удобного веретена, на котором императрица скручивала угодную ей пряжу. Впрочем, она всегда беседовала с князем вполне радушно, доверительно:

– - Не скрою, мне очень жаль, что давно не имею общества Разумовского, но, думаю, он скучает по моему тоже. И хотя с гетманом мы друзья старые, но самовластия на Украине не потерплю.

Переживая разлад, на компромиссы не шла, отлично понимая, что Кирилла Разумовский в глубине души неисправимый придворный и скорее булаву гетмана к ее ногам сложит, нежели расстанется с ключом камергера. Запрещением являться ко двору она сознательно его оскорбляла.

– - Пусть помучается... Кстати, -- напомнила Екатерина, -Петра Румянцева вызвать до особы моей, и чтобы не мешкал сборами.

Вяземский сказал, что Разумовского, который любим на Украине, Румянцев, с его характером, никак заменить не может.

– - Так не в гетманы же его прочу! А крутой характер Румянцева как раз и надобен для дел тамошних...

Милая наперсница Прасковья Брюс явилась и напомнила:

– - Като, сегодня банный день, а ты готова ль?

– - Погоди. Меня ждет митрополит Платон.

В соседней комнате, возле незаконченной шахматной партии, императрицу поджидал Платон, духовный наставник сына, дородный мужчина в соку, ума великого, не любивший ее, о чем она хорошо знала. Платон как следует продумал партию, сразу объявив шах. Екатерина прикрылась пешкою. Платон сказал, что реконструкция Деламота в Зимнем дворце не везде удачна:

– - Устройством для себя парной бани под сводами дворцовой церкви вы допустили кощунство непростительное.

Екатерина свела губы в яркую вишенку.

– - Меня в детстве однажды жестоко выпороли, когда я Лютера дураком назвала, с тех пор ханжества остерегаюсь. И прошу вас в век просвещения быть пастырем просвещенным.

– - Мат!
– - объявил ей Платон.

– - Ай-ай. А кого из игроков хороших еще знаете?

– - Веревкина -- нищего. Потемкин искусен.

– - Веревкина от нищеты избавлю, он человек умный и забавный, очень смешил меня. А вот Потемкин... какой Потемкин?

– - Ваш камер-юнкер, государыня.

– - Давненько я его не видела. Вы его знали?

– - Еще на Москве дискутировали. Он у Амвросия Зсртис-Каменского пятьсот рублей выцыганил, а отдавать -- так нету его...

В бане графиня Брюс хлестала веником жилистое, абсолютно лишенное жира тело императрицы, сплетничала:

– - Слыхала ль о Потемкине? Говорят, схиму принять вознамерился. Уже давно от светской жизни бежал и заперся... Глаза-то у него, матушка, не стало.

Екатерина выжимала от воды длинные волосы: