Фазы гравитации
Шрифт:
– Знаешь, что я ненавижу? – спросил вдруг Скотт задумчиво.
– Нет. Что?
Мальчик ткнул пальцем вверх:
– Гребаную луну!
– Луну? – удивился Бедекер. – Почему?
Сын обернулся, сев на перила верхом, и откинул челку со лба.
– На уроке в первом классе я рассказал, что тебя включили в основной состав экипажа для полета на Луну. Мисс Тэритон, наша училка, была вся такая радостная, но Майкл Бизмут… мой одноклассник, короче… полный урод, с ним вообще никто не дружил… Короче, Майкл отловил меня на перемене и сказал: «Твой папаша там сдохнет, его закопают на Луне, а ты всю жизнь
– Мне ты не рассказывал, – выдавил Бедекер, не зная, что еще добавить.
Но Скотт не слушал. В очередной раз откинул челку, сосредоточенно хмурясь.
– Иногда я молился, чтобы ты не улетел, иногда – чтобы не умер там. – Он помолчал, глядя на отца. – Но знаешь, о чем я молился всегда? Чтобы, если ты погибнешь, тебя привезли обратно и похоронили в Хьюстоне или Вашингтоне, и мне не пришлось бы всю жизнь смотреть на твою могилу!
– Ричард, ты когда-нибудь задумывался о самоубийстве? – спросил Дейв в воскресенье утром. Проснувшись чуть свет, они плотно позавтракали и, позаимствовав у Кинка пикап, отправились за дровами.
– Да не особо, – признался Бедекер.
– А я наоборот. В смысле, не о том, чтобы самому, а о самой сути.
– И что там за суть?
Пикап притормозил, переезжая вброд небольшой ручей. Щебеночная дорога сменилась проселочной, в ухабах и рытвинах, а в глубине каньона Саншайн и вовсе превратилась в две колеи между деревьев.
– Суть разная, – отвечал Дейв. – Почему, где, когда, а главное – как.
– По мне, «как» вообще не главное, – фыркнул Бедекер.
– Ошибаешься! – воскликнул Дейв. – Мой чуть ли не единственный кумир знаешь кто? Сельтцер Шерман. Тот самый, ну ты понял.
– Никогда не слышал, – покачал головой Бедекер.
– Да слышал сто процентов, – заверил Дейв. – Он работал проктологом в Буффало, но в шестьдесят пятом глубоко разочаровался в жизни. Говорил, что больше не видит свет в конце тоннеля. С горя отправился в Аризону, купил телеграфный столб, заострил с одной стороны и спустил на муле в Гранд-Каньон. Неужели не помнишь?
– Нет.
– Странно, все газеты об этом писали. Короче, десять часов Шерман только спускал столб. Потом еще зарывал его – разумеется, острым концом вверх, четырнадцать часов лез обратно наверх, там прикинул разбег и сиганул с обрыва вниз.
– И?
– Вот на столечко промахнулся. – Дейв чуть расставил большой и указательный пальцы.
– Наверняка до сих пор есть желающие попытать свои силы, – хмыкнул Бедекер.
– В яблочко, – кивнул Дейв. – Шерман говорит, что и сам еще попробует.
– Ясно.
– В свое время Ди занималась подростками-суицидниками в соцслужбе Далласа. Так вот, мальчики в этом плане упорнее девочек, средства выбирают проверенные – выстрел в голову, удавка и прочее. А девочки, они как: позвонят приятелю, попрощаются и давай «колеса» глотать. Самое интересное, что счеты с жизнью часто сводят и одаренные ребята, и, как правило, успешно.
– Логично, – кивнул Бедекер и попросил: – Эй, сбавь скорость, у меня от этой тряски
– Два самых уважаемых мной человека застрелились, – продолжал Дейв. – Первый – Эрнест Хемингуэй. Почему – не мог больше писать, когда – в июле шестьдесят первого, где – в вестибюле собственного дома в Айдахо, как – взял двустволку, из которой обычно палил по голубям, и выстрелил себе в лоб.
– Дейв, побойся бога! День ведь так хорошо начинался!
С минуту в салоне было тихо. Пикап скакал по ухабам вдоль поросших лесом холмов. Впереди одна за другой попадались лощины.
– А кто второй кумир? – прервал молчание Бедекер.
– Мой отец.
– Погоди, он разве застрелился? Ты же говорил, рак.
– Нет, – поправил Дейв. – Я говорил, рак привел его к смерти. А еще пьянство и тоска. Хочешь, покажу его ранчо?
– Это здесь?
– Миль шесть к северу. С матерью они развелись, когда разводы еще не вошли в моду. Ребенком я садился на поезд и ехал из Талсы к нему на ранчо, жил там все каникулы. Похоронили его в паре миль от Лоунрока.
– Поэтому ты и купил здесь дом, – догадался Бедекер.
– Нет, поэтому я так хорошо знаю местность. Нам с Ди всегда нравились города-призраки в Техасе и Калифорнии. Потом, когда перебрались в Салем, съездили в Лоунрок и присмотрели дом.
– Вот почему ты думаешь о самоубийстве, – протянул Бедекер. – Из-за Хемингуэя и отца?
– Да нет, просто любопытно, – отмахнулся Дейв, – так же, как собирать модели и бродить по городам-призракам.
– Надеюсь, последовать примеру кумиров не собираешься?
– Ни сном, ни духом, – объявил Дейв. – Хотя постой… Помнишь, на последней вылазке у нас образовались восемь свободных минут эфира? Вот тогда я задумался… В свое время Дейв Скотт отмочил трюк Галилея, со скальным молотком и пером сокола, помнишь? Сложная штука, не всякий потянет, поэтому я придумал свое. Хотел сказать: «Народ, а давайте проверим, что случится с астронавтом при внезапной разгерметизации в вакууме!», а после открыл бы клапан коллектора мочи на своем скафандре и сдавил, как тюбик зубной пасты, со всеми вытекающими. И это в прямом эфире на всю страну!
– Молодец, что сдержался, – хмыкнул Бедекер.
– Ага, – задумчиво протянул Дейв и вдруг добавил: – Решил приберечь на крайний случай, а потом по схеме – только клапан был бы твой!
– Скотт?
– Пап, ты?
– Да, – отвечает Бедекер. – Слушай, до тебя не дозвонишься. Пять раз пробовал, там просили подождать и клали трубку. Скотт, как ты?
– Все нормально, пап. Ты сейчас где?
– В данный момент на базе ВВС Маккорд в Такоме, а вообще задержусь на несколько дней в Салеме. Скотт, Дейв Малдорф погиб.
– Дейв погиб? Боже мой! Соболезную, пап. А как?
– Авиакатастрофа, – поясняет Бедекер. – Но я звоню не потому. Мне сказали, ты приболел, даже в больнице лежал. Сейчас как самочувствие?
– В норме, – говорит Скотт, помявшись. – Правда, слабость не проходит. Погоди, а как ты узнал, где я?
– От Мэгги Браун.
– Мэгги? А, ясно. Ей, наверное, Брюс сказал. Пап, ты извини меня за Пуну.
Трубка подозрительно щелкает. Пауза.
– Скотт?
– Да?
– Что там с тобой такое? Астма обострилась?