Федор Апраксин. С чистой совестью
Шрифт:
— Здесь будем галеры, скампавеи и бригантины на зиму ставить, — обратился он к Апраксину. — Неча их в Петербург гонять. Шведы далеко ушли?
— Маячат временами у горизонта, — усмехнулся Апраксин. — Проведали мы от рыбаков, что вице-адмирал Лилье стоит с кораблями на якорях у Гангеуда. Крепко укрепились, видно.
Петр прикинул по карте:
— Далее шведам отступать некуда. Последний рубеж. За ним землица шведская. Здесь они насмерть будут стоять. Пойдем шхерами, разведаем.
На оконечности полуострова плотной цепочкой выстроилась шведская эскадра, шестьсот орудий. Дважды пытался прорваться Боцис — сплошная стена огня преграждала путь.
Петр повернулся к Боцису:
— Силы неравные, на абордаж их не возьмешь, неча людей понапрасну губить. — Царь, взяв трубу, всматривался в даль.
— Подбери мне молодцов хватких, пойду на шлюпке вечером шхерами к шведам. Погляжу, что к чему.
— Господин контр-адмирал, я отвечаю за вашу жизнь, сие риск необоснованный, — нахмурился Боцис.
— Волков бояться, в лес не ходить. Исполняй, как сказано.
Все выглядел у шведов зоркий глаз контр-адмирала, и не только разведал, но и определил задачу флоту на следующую кампанию.
Корабли возвратились в Петербург и ушли в Ревель. Предстояло разобраться в обстановке.
Дело шло к зиме, все флагманы и капитаны собрались в Петербурге. Царь ознакомился с летней катастрофой. Погиб новый линейный корабль, неприятель ушел безнаказанно из-под носа. Определить виновных предстояло суду из десяти человек — лейтенантов, капитанов, контр-адмиралов. Председателем суда царь назначил Апраксина.
По делу привлекались вице-адмирал Крюйс, капитан-командор Рейс, капитан-командор Шельтинг, капитан Дегрюйтер. Разбирательство заняло больше месяца. Виновные оправдывались, кивали и даже клеветали друг на друга. Судьи терпеливо, беспристрастно определили степень виновности каждого.
Крюйс старался выговорить себя, ссылаясь на устав, практику морской жизни. Крюйсу припомнили и прошлую кампанию, «что не чинил погони за неприятелем». Апеллировал Крюйс и к Петру, оправдывался, козырял примерами морской истории, которую знал неплохо. Но царь не без юмора давал язвительные ответы на все примеры, а в конце напомнил:
«Азардировать не велят, не советуют, а деньги брать и не служить, стыдно».
В полемической схватке с контр-адмиралом вице-адмирал Крюйс явно потерпел поражение.
В конце концов вина и Крюйса, и остальных подсудимых была доказана. Меру наказания судьи определили довольно суровую. «Вице-адмирала Корнелиуса Крюйса за его преступления и неисполнение своей должности… наказать смертью.
Капитан-командора Шельтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.
Капитан-командора Рейса за неисполнение его должности… расстрелять.
Капитана Дегрюйтора за незнание его дела выбить из сей земли без абшиту [39] с позором».
Петр смягчил кару первым двум обвиняемым.
После суда царь имел долгий разговор с Апраксиным, в конце сказал:
— Суд сей не токмо должен наказать виновных, но и послужить другим иноземным служакам для острастки.
— Все по закону и правде, государь.
Петр вдруг усмехнулся:
39
Без абшиту — то есть с позором, без проводов.
— Ты-то, чаю, ныне судьей был, а ведаешь ли, князь Василий следствие ведет по Меншикову воровству?
Апраксин густо покраснел:
— Ведаю, государь, бес попутал в свое время, но, ей-ей, ни копейки себе не взял.
— Ну, ну, поглядим, что комиссары скажут. Кто из нас не грешен…
«Кто барствует, тот и царствует». Старинная поговорка живуча и по сей день и, видимо, не скоро утратит свой смысл.
Во все времена вокруг властителей собирались те, кто любил поживиться, используя право распоряжаться судьбами людей.
Охотников обычно много, и всегда между ними идет борьба не на жизнь, а на смерть.
В недавнем прошлом верх брали то Милославские, то Нарышкины. Попеременно летели головы у тех и других.
С приходом к власти Петра именитых людей, бояр, окольничих, потеснили у трона люди «подлого» происхождения, подобно Меншикову, или не столь знатные из малоимущих дворян.
Родовитое боярство: Долгорукие, Голицыны, Толстые, Мусины-Пушкины, затаило злобную обиду и при случае старалось нанести удар. Поводов для этого было немало, но стукнуть хотелось посильней, потому выжидали только удобный момент.
Многие «князи из грязи» не знали меры в своем обогащении. Страсть к стяжательству — непреходящая черта характера Данилыча — проявлялась всюду, где он служил. До поры до времени он ловко отводил все наветы недругов. Но стоило ему отлучиться на полтора года в Померанию, как противники перешли в наступление. Во главе их стояли князья Долгорукие. Особенно расположен был царь к Якову Долгорукому после его побега из шведского плена на захваченной шхуне два года назад. Одному из Долгоруких, князю Василию Владимировичу, и поручил царь расследовать махинации своего любимца, дело пахло миллионом.
Оказалось, что светлейший князь хапал везде, всюду и помногу.
Но Меншиков был далеко не одинок. Среди других наиболее охочим обогатиться воровским путем оказался адмиралтеец Кикин. Кроме совместных с Меншиковым денежных махинаций, он запускал руку в казну, воровал из бездонной кладовой кораблестроения материалы, брал взятки. Его новый дворец соперничал с меншиковским. По ходу следствия царь пока отстранил его от должности. В подрядных махинациях Меншикова оказались замешанными канцлер Головкин, Ульян Сенявин, Апраксин.