Федор Апраксин. С чистой совестью
Шрифт:
До наступления зимы участники сражений приводили себя в порядок, залечивали раны. Однако царю не сиделось на месте, редкий день не заглядывал на стапель в Преображенском. Яхта получилась между тем добротной и изящной. На масленицу Апраксин проверил снаряжение, успели даже порох к пушкам подвести.
— Старики бают, нонче ранняя весна грядет, — сообщил он Петру, а у того загорелись глаза.
— Подбирай команду, лед сойдет, и айда в Коломенское.
Весна в самом деле наступила раньше обычного. В конце марта в половодье
— Глянь-ка, нынче государь-то опять водой поплыл, тешатся на лодьях-то. Кому что, по интересу.
Бородатые бояре ворчали. На стругах продувало ветром, покачивало, на излучинах струги кренились. Шальная речная волна обдавала веером холодных брызг.
— Неймется ему. Посиживал бы в Думе, за порядком смотрел, указы отправлял…
Но царь не унимался, поход опять всколыхнул все в памяти.
— Подумываю я, Федор, пора бы на Плещеево озеро вернуться. Нет здеся простора, река она и есть о двух берегах. Добро половодье не прошло, а так рукой подать до другого. Да и плывешь токмо по ниточке, ни вправо ни влево, перекаты…
Время шло, вроде бы царь не заводил тот разговор по весне, а Федор не напоминал. Но оказалось, царь ничего не забыл…
Прошел яблочный Спас, накануне Успенья на подворье Апраксиных неожиданно появился Меншиков.
За последние год-два этот сметливый проныра вошел в доверие к Апраксину, особенно после памятной осени, когда разгорелась война с Софьей. Приворожил он Федора Апраксина беспредельной собачей преданностью царю, способностью интуитивно предугадывать малейшие его желания и капризы и мгновенно их исполнять.
Распахнулась дверь, в светелку, как кот, впрыгнул Меншиков.
— Здорово, Федор Матвеевич, как живется-можется?
«Вот сукин сын, — с превеликим трудом открывая веки, подумал Апраксин, — сей же день поутру виделись у Лефорта, ни о чем не спрашивал».
— Ну, чего тебе?
— Мне-то нипочем, — притворно равнодушно ответил Меншиков, — государь велел тебе кликнуть Брандта да Якимку Воронина да с ними к нему поспешать. Тиммерман уже у него высиживает.
— Што так?
Меншиков пожал плечами, хитро прищурился:
— Видать, опять ехать комарье кормить на Плещеево озеро.
«Еще забота, — закряхтел Апраксин, — стало, не позабыл государь».
В Преображенском в своей светелке Петр крутил ногой маленький станок, точил какую-то култышку. Не останавливаясь, кивнул, не глядя, головой — садись.
Окончив точить подсвечник, повернулся к Апраксину:
— Помнишь, Федор, отец Дионисий нам писание вычитывал о русичах на море Варяжском да Понте Эвксинском?
— Как не помнить, мудрые там мысли.
— И я о том же размышляю которое время. — Петр помолчал, оглядел пришедших.
— Вчерась на Кукуе Лефорт и Гордон с голанцами спорили. В Европе-то который год сеча продолжается Людовика супротив Вильяма Оранского. Голанцы, слышь, одолевают француза на море и тем замыслы их опровергли. — Петр нахмурился. — А в нашей-то державе срам один. Ни флота, ни мореходов нема.
Закончившееся недавно кипение страстей вокруг трона на Руси не было каким-то особенным русским явлением. Испокон веков велась неистовая борьба за право владения престолом почти во всех странах просвещенной Европы.
В этих схватках подчас решающую роль приобретало могущество соперников на море. Так случилось год назад, когда голландский принц Вильгельм Оранский, используя благоприятную обстановку, своим флотом обеспечил высадку войск в Англии и в конечном итоге воцарился на английском престоле. Пятьсот транспортов под прикрытием пятидесяти кораблей сделали успешный бросок через Ла-Манш. Голландским флотом командовал, как ни странно, бывший маршал Франции, гугенот, бежавший от Людовика IV, Шомберг.
В свою очередь не оставался в долгу и французский флот. Спустя год с небольшим эскадра адмирала Турвилля из семидесяти вымпелов взяла верх над союзной англо-голландской эскадрой, имевшей только шестьдесят кораблей. Успехи на море упрочили положение короля Джеймса II в Ирландии, но не надолго. Французы не воспрепятствовали высадке войск Вильгельма Оранского в Ирландии, армия Джеймса II вскоре потерпела поражение при Бойне, и король бежал во Францию.
Война между Людовиком IV и Вильгельмом Оранским продолжалась с переменным успехом на море и на суше, а отзвуки ее с большим опозданием долетали до Москвы.
Когда вести о военных событиях достигали Немецкой слободы, ее обитатели разделялись на две партии. Голландцы, датчане, англичане, немцы держали сторону Вильгельма. Их было явное большинство. Малочисленных сторонников французского короля представляли шотландец Петрик Гордон и швейцарец Франц Лефорт со своим окружением. Каждая партия радовалась успехам и огорчалась поражениям своих кумиров. Спорили друг с другом ожесточенно.
Петр, успевший пристраститься к курению, дымил трубкой, посматривал, прислушивался, размышлял.
Свои мысли высказывал часто Апраксину.
— Мыслю, слушая перебранку на Кукуе, об отечестве нашем. На Руси куда ни двинешься, везде в степь упрешься, воды не видать. Деды наши и прадеды не зря к морю стремились. Торговлю пытали в Астрахани, Нарове. — Дернулись усики над губой царя.
«Эко, куда забрел, — почесал затылок Апраксин, — предков вспомнил».
— Поспешать надобно, — продолжал Петр, — верстать упущенное.
Начали издалека, с указания Тиммерману.