Федор Апраксин. С чистой совестью
Шрифт:
После отъезда Петра несколько недель прошло в хлопотах по обустройству судов на зиму.
Перед Покровом появился неожиданно Скляев:
— Государь повелел впрок заготовить дерева и досья для строения двух кораблей.
Апраксин про себя чертыхнулся: «Штой-то не похоже на Петра Алексеича, семь пятниц на неделе. То баил повременить, теперь сызнова пуще прежнего потеху продолжать. Однако ему виднее».
Спешно валили сосны, везли на пильню, готовили доски, тесали брусья, складывали под навес.
Из Переславля Апраксин выехал по слякоти, спешил доложить царю о проделанном, но увидеться с ним пришлось только месяц спустя.
Во все времена иноземные послы снабжали своих повелителей сведениями о положении в стране пребывания. Особо ценились вести о царствующих особах и их приближенных. Послы старались уловить каждую новость в жизни царя, его семьи, его сиюминутные намерения и дальние планы, узнать о предстоящих торжествах и увеселениях, забавах, любовных интригах. Важное место в сообщениях уделялось состоянию здоровья царствующих особ.
В Москве иноземные резиденты и комиссары для добывания таких сведений не брезговали услугами самых разных лиц: вельмож и дьяков, придворных в Кремле, слуг именитых людей, стрелецких полковников и торговых людей из Охотного ряда. Кто-то проговаривался в хмелю. Часто делились новостями за соответствующую мзду. Львиная доля нужных сведений черпалась из среды офицеров-наемников. Десятки капитанов и полковников почти каждый день собирались компаниями, проводя время в застольях частых вечеринок Немецкой слободы. Главным и авторитетным источником придворных новостей на Кукуе считался слабый на язык Франц Лефорт. Другим значимым, но менее разговорчивым информатором слыл Патрик Гордон.
Иноземные послы объединялись по своим интересам и симпатиям: голландцы с датчанами и шведами, цесарцы с поляками. В конце ноября у шведского комиссара Кохена собрались за бокалом вина голландский резидент Ярган Келлер и датский комиссар Бутман. Накануне вечером их встревожила оброненная Лефортом в кругу друзей фраза на реплику одного из них:
— Наш лучший друг царь Петр в последнее время редко появляется в кругу своих почитателей. — Лефорт загадочно ухмыльнулся. — Государь немного устал от потешных игр. Каждому здоровому человеку нужно отдохновение, тем паче когда ему неможется…
Первым вспомнил о намеке всезнающего швейцарца Кохен. Он всегда проявлял повышенный интерес к дворцовым новостям. Тем более что в Стокгольме внимательно следили за первыми шагами молодого царя.
— Мне сообщили, что доктор Гульст второй день не покидает Преображенское. То и дело аптекари доставляют ему новые лекарства. Кажется, царь Петр серьезно мучается животом…
Комиссар Бутман утвердительно кивнул головой:
— Сказывают, что царь слег в постель, и дело пока довольно неопределенно.
— Генерал Гордон который день посещает Преображенское, — продолжал разговор Ярган Келлер, — он, как всегда, неразговорчив, но его сын Теодор подтвердил, что царь серьезно болен.
В далекой Гааге ценили доброжелательное отношение царя к Генеральным штатам и их королю Вильгельму. Голландский резидент, причмокивая, отхлебнул из бокала вина.
— В подобной ситуации начинают поднимать голову недруги молодого царя. Воспрянули некоторые старцы-бояре, в Стрелецкой слободе закопошились сторонники царевны Софьи…
Выбором старшего сына Домна Богдановна осталась довольна. Единственная дочь дьяка Посольского приказа Степанида оказалась и пригожей, и с приданым. Петр сразу после свадьбы переселился в просторный, с большим подворьем дом жены.
Теперь мать все чаще задумывалась о среднем сыне. «Уж больно он девок сторонится, будто неприкаянный, на гульбища не хаживал и раньше, в церкви от девок шарахается, как ему невесту сыскать?»
Помощь матери неожиданно оказала дочь Марфа. С тех пор как овдовела, жила она в Кремле, в царских покоях. Дружила с Прасковьей Федоровной, женой царя Ивана.
Частенько они с Марфой, удалившись в дальние покои, горевали, одна вдовая, другая бесплодная…
Два года назад, когда Прасковья «очреватела» и родила девочку, Марфа радовалась от души, ходила за младенцем…
Мать Марфы иногда заглядывала к дочери, отвлекала ее новостями, пересудами, иногда две вдовы украдкой утирали слезы…
Однажды мать проговорилась о своих страхах в отношении Федора, и тут Марфа, помолчав, вдруг сказала:
— Есть у меня на примете девица, под стать будет Федору.
— Кто такая?
— У Прасковьи спальником Федор Хрущов, у него в избе племянница, сирота. Матушка ейная-то скончалась давно, а батюшка в прошлом походе Крымском головушку сложил. Девица лет осьмнадцати, без особого приданого, но собою хороша, скромна и хозяюшка, — без умолку выговаривала Марфа.
— Звать-то как? — перебила мать.
— Пелагеюшка, маменька.
— Поглядеть бы ее.
— Так пойдем же, нынче она у Прасковьи с девочкой нянчится.
Матери девица пришлась по нраву.
— Как их свести-то?
— И то я подумала, — нашлась дочь. — Федька-то дома нынче, а завтра мы в Казанский к заутрене пойдем. Становись, маманя, подле меня, я место огорожу. А Пелагеюшка за мной стоять будет. Федьку за спиной поставь, — загорелась Марфа.
Все получилось, как задумала дочь. Федор нечаянно задел соседку, худенькую, ниже ростом девицу, в скромном сарафане, с русой косой. Быть может, покачнулся в душном притворе, только они вдруг встретились взглядом, и оба покраснели.