Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
Шрифт:
– Да нет, дело здесь не в лекаре, – молвил купец Зубов. – Лекаря из латинских стран нарочно привезли, чтобы правду сокрыть. Он ни бельмеса в наших болячках не смыслит, у них там другие болезни в ходу. А правда в том, что отравили его.
– Кто же отравитель? – полюбопытствовал Иван Чёрный. Он, как переписчик любимых книг Великого князя, ближе всех был ко двору Иоанна Васильевича и, наверняка, больше других присутствующих знал о тайных делах, вершившихся за кремлёвскими стенами.
– Кто, кто? – замялся Зубов. – Откуда мне знать. В народе говорят, царевна Софья отравительница, но я этому не верю.
– Так зачем напраслину возводить, – выкрикнул махонький дьячок, сидевший рядом с отцом Алексеем. – Вот батюшка, – он кивнул на соседа, – знает. Исповедь у несчастного принимал.
– Цыть, сатана, – прикрикнул на дьячка отец Алексей, – кто за язык тянул? Гореть тебе в аду вместе с геенной огненной.
– Прости, батюшка., cам не знаю, куда несёт меня язык мой, – дьячок испуганно перекрестился.
– Нет, нет. Софья как раз имеет интерес, – вступил Василий.
Курицын тут же с силой дёрнул его за рукав, пытаясь остановить, но тот продолжал.
– Царевна спит и во сне видит сына своего Василия на троне.
– А что скажет отец Алексей? – купец Зубов внимательным взором окинул согбенную фигуру протопопа Успенского собора. – Что Иван Молодой говорил на смертном одре?
– Что говорил, то тайна исповеди. Я даже государю под пытками не отвечу, – ответил отец Алексей решительно. – Знаю одно. Теребить имя несчастного, принявшего мученическую смерть, негоже.
– Я согласен с батюшкой, – наконец, вступил в разговор Курицын. – Помянем Ивана Молодого добрым словом. Был он тихим, послушным сыном, любящим мужем и отцом. Но в решительные минуты для государства нашего мог проявить характер и волю. О добрых делах его мы ещё будем много вспоминать, а сейчас переменим тему разговора, поговорим о делах насущных. Государь наш Великий князь Иоанн Васильевич, слава Богу, в добром здравии, и нестар ещё, так что вопрос о наследнике перед ним не стоит. А если бы и стоял, то имеет государь сына Василия от второго брака и внука Дмитрия. Вопрос в другом. Священнослужители наши позволяют себе рассуждать, каким должен быть Великий князь наш государь. Грозятся лишить его своего благословения, если, не дай Бог, не будет он для них пригож. Вот что говорит архимандрит Иосиф Волоцкий:
«Царь, слуга Божий, даёт человеку и казнь, и милость. Но, если царствуя, он имеет скверные страсти и грехи, сребролюбие и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость, и хуже всего, неверие и хулу, таковый царь не Божий слуга, но дьявол, не царь, но мучитель».
– Прости, Фёдор, – вмешался Иван Волк Курицын. – Это слова не Иосифа Волоцкого, а Иоанна Дамаскина. Из-за скудоумия своего Иосиф крадёт слова святых отцов, учителей наших, выдавая их за свои.
– Ты берёшься доказать это? – спросил Курицын.
– Да, – твёрдо произнёс Курицын – младший. – Составляя Кормчую книгу «Мерило праведное», я перечитал книги отцов церкви Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и Иоанна Дамаскина. То, что приписал себе Иосиф Волоцкий, слова из 3-й и 4-й «Книг богословия» Иоанна Дамаскина.
– Ну вот, – рассмеялся Фёдор Курицын. – Как эти «грамотеи» могут указывать Великому князю, каким он должен быть, когда у них своего ума нет. Дай им лишнюю деревеньку, и они будут самого дьявола превозносить до небес.
Все засмеялись.
– Боятся церковники, что Великий князь, наш государь будет вершить суд правый, – продолжил Иван-Волк Курицын. – Что будет одинаково справедлив ко всем: и к богатому боярину, и к служилому дьяку, и к купцу, и к иноку, и к сироте, и к вдове, и к нищему, и к убогому. А они хотели бы стоять над ним, быть выше его. Когда судишь других, нужно иметь страх Божий и целомудрие. Иерархи наши не имеют ни того, ни другого. Потому отстаивают старые законы Цареградские, которые ещё при цесарях Юстиниане и Исааке Комнине составлены были. Защищают они сребролюбие и мздоимство церкви. Что говорить, если Владыка наш при поставлении на митрополию должен мзду платить Патриарху Константинопольскому.
– Нет справедливости и правды, – зароптали остальные.
– Расскажи, Иван, о Кормчей книге, – попросил Фёдор Курицын.
– Расскажи, расскажи, – поддержали все собравшиеся.
Говорили допоздна, а когда спорщики разошлись, Мартынка подвёл к Фёдору Васильевичу посланца Елены Волшанки, вдовы Ивана Молодого. О чём они говорили, неизвестно.
На следующий день, ближе к вечеру, Великий князь призвал к себе Курицына.
Дьяк ожидал, что после утраты сына государь изволит беседовать с ним в горнице, но был принят венценосцем в тронном зале, где Великий князь отдавал наказы и принимал гостей. Боясь поднять глаза, подходил дьяк к господину своему. Иоанн Васильевич был на удивление спокоен.
– Бог дал, Бог взял, – тихо произнёс государь в ответ на слова соболезнования и, помолчав, добавил, – ты скажи, Фёдор, не говорил ли чего отец Алексей об исповеди сына моего.
– Нет, ничего, – ответил Курицын.
– Ты подумай, может, невзначай, Софью мою поминал.
Курицын поймал на себе подозрительный взгляд государя.
– Нет, ничего такого не было, – ответил он уверенно.
– Ну, ступай.
Через час привели попа Алексея.
– Почему Иван призвал на исповедь тебя, отец Алексей, а не духовника нашего? – Иоанн Васильевич смотрел строго, да так, что протопоп Алексей внутренне содрогнулся. Видимо, старые дружеские беседы, что проходили меж ними последние годы, были начисто забыты.
– Сие только Богу ведомо, государь.
– А что ты мне поведаешь об исповеди?
– Ничего.
– А если я тебя просить стану.
– Тайна сия велика.
– А если пытать тебя велю?