Феминиум (сборник)
Шрифт:
Лиис-то была круджо. Сильный дух жил в ней. И обидчивый. Очень рассердился он на то, что Лиис умерла. Потому что духам нравится жить в людях. Люди видят мир иначе. И чувства у людей тоньше.
Вырвался на свободу мстительный дух Лиис и стал крушить все вокруг себя. И такое было бедствие, что все новые и новые духи оставались без своих круджо. Ширилась беда, свирепствовала Кайса.
Поняли тут братья, что они наделали. И решили остановить бурю.
Пошли они к тому месту, где утонула Лиис. Встали на краю обрыва, в который колотились громадные мутные волны.
– Мы виноваты, –
– Мы виноваты, – сказал Лаар. – О небо Кайсы, мы примем ту судьбу, что ты пошлешь нам. Только не гневайся на людей. Они страдают из-за нас.
И боги Кайсы услышали братьев.
Ударил ветер в лицо Каару – и пропал.
Ударила волна в лицо Лаару – и исчезла.
И буря затихла.
– Мы теперь круджо, – сказал Каар.
– Вместо Лиис, – добавил Лаар.
– И не только, – сказал Каар. – Смотри, солнце вышло из-за туч. И земля больше не дрожит.
Вернулись они в свой дом, вырастили заново сорванные ураганом стены, созвали дреко, помогли деревьям заживить раны.
Жили в лесу, берегли его. Говорят, братья и сейчас живы.
Только про них и известно точно – что они круджо.
Больше ни про кого.
Когда тебе предложили эту работу, ты не колебалась ни секунды. Отряхнула от пыли познания, полученные в агрономической школе, и поехала на Кайсу ботаником. Здесь не надо сеять хлеб, здесь свои растения – и их надо изучать. Первичное накопление информации. Гербарии. Листья, соцветия. Особенности клеточного строения кайсанской флоры. Попытки систематики.
Зоологом у нас Макс.
Он сразу тебе понравился. Желтые космы, карие глаза, веснушки, рот до ушей, всегда наготове прибаутка. Славный парень, с первого взгляда видно. Что особенно приятно – всегда готов помочь. Дотащить ли сумку, сбегать ли за водой, наладить ли микроскоп. Или сгладить острые углы в разговоре.
Макс полон всевозможных нелепых историй, полуприличных, но смешных анекдотов, часто, правда, бородатых. Макс – неиссякаемый источник веселой бестолковой энергии. Довольно странно видеть серьезного Макса с нахмуренными бровями – и когда ты обнаруживаешь, что его физиономия посуровела, ты даже пугаешься слегка. Поначалу. А потом оказывается, что это вторая ипостась Макса: деловая. Если он работает, он серьезен. Хватает, правда, такого настроя ненадолго. Через час, самое большее – два он обязательно устроит перерыв, будет нести чушь, приставать с дурацкими вопросами и отчаянно кокетничать.
Потому что ты нравишься Максу, и он всячески это демонстрирует.
– Магда, а ты слышала про слона и муравья? Нет, другой анекдот! Тоже знаешь? Ну вот! Хотел очаровать девушку остроумием… Магда, а почему девушки даже в лесу красят губы? Вот ты – зачем накрасила? Ты думала, я иначе не замечу?
– Макс, отстань, не красила я губы.
– О! Так они от природы столь ярки, мадемуазель? Вы восхитительны, Магда Крайцер, я вам сегодня еще этого не говорил? Как, уже сказал? Сколько раз, фройляйн?
– Раз двадцать за последние десять минут.
– Мало! Мисс, вы подарите мне первый танец
– Макс, я тоже не умею.
– Магда, я счастлив. Я смогу научить вас вальсу. Это делается так. Сначала даму надо обнять…
– Да отстань же! Ну вот… я из-за тебя уронила фотокамеру. Если она разбилась, будешь чинить.
– Чинить камеры – это не мой профиль, синьорита. Придется просить Алле-опа… Алле-оп, ты что-нибудь понимаешь в камерах?
Улле поднимает голову от журнала наблюдений. Он сидит на крыльце, склонившись над захватанными листами позапрошлогодней подшивки таблиц, схем и отчетов, и внимательно ее изучает. А теперь вот отвлекся.
Ты сердишься на Макса. Тебе удавалось целых четверть часа не замечать молчаливого присутствия Улле Арпа на крыльце. Теперь же ты увидела его. Не могла не увидеть.
Солнце падает косо через листву лауренты, бросая яркое пятно света на темный с проседью ежик густых волос. Кончики их светятся, окружая узкую голову Улле золотисто-серебряным ореолом.
Улле оборачивается, смотрит на фотоаппарат, который ты только что подняла с пола. Ресницы затеняют глаза, но ты теперь знаешь их истинный цвет. Серые. Ульрих, взгляни на меня. Пожалуйста. Не на дурацкую эту технику, на меня… Нет.
– Покажи.
Ты протягиваешь ему камеру, и его пальцы на миг касаются твоих.
Ты вздрагиваешь от внезапного озноба.
Макс, что же ты молчишь? Уже целую вечность молчишь. Скажи какую-нибудь ерунду, скорее. Ну? Мисс, фройляйн, синьорита…
– Фрёкен Крайцер, вы сорите казенными приборами, а это нехорошо! Лучше оставьте камеру, ну ее. Собирайте цветочки в букеты, будем заниматься икебаной. Тоже ведь ботаника, верно?
Неуклюже и не смешно. Но все равно – спасибо, Макс.
Тетя Магда странная. Раньше такой не была. Вот пожалуйста – даже забывает воспитывать ребенка. Майвен всегда хотелось, чтобы тетка от нее отвлеклась хоть ненадолго, а теперь не хочется. Не заставила доедать кашу. Не заметила, что волосы растрепались, а шорты порваны. Непривычная свобода настораживает.
И Макс сегодня скучный. Это потому, что тетя Магда не пошла с ним в лес.
Они часто ходят в лес вместе – тетка свои травки рассматривает, кое-какие собирает, вкладывая между пластиковыми листами специальной тетрадки, а Макс ловит бабочек или следы фотографирует. А еще он собирает в баночку – фу! какашки! Он их потом кладет под микроскоп и долго глядит в окуляр, насвистывая.
А нынче Макс ушел один. И за Майвен никто не смотрит. Можно пойти к ручью, пока тетка не видит. Можно даже промочить ноги, охотясь на головастиков.
Ну и замечательно.
Майвен берет ведерко, сачок – и тихо пробирается через сад к ручью.
Тропинка проходит мимо метеоизбы.
Это Макс так говорит – метеоизба. Дразнится.
А Магда-то, оказывается, там.
Дверь нараспашку, и видно, как тетка стоит возле кресла Алле-опа. Просто стоит, ничего не говорит, ничего не делает. На зеленые гармошки смотрит, там у Алле-опа экран такой – черный, а по нему зеленые линии пляшут.