Феминиум (сборник)
Шрифт:
Ворона сорвалась с парапета и канула вниз. Фионнаклайне перегнулся ей вслед:
– И передай Оэнгусу, что он плагиатор!
Нормальное утро после пира началось для мужчин с головной боли. Солнце стояло уже высоко, когда люди, милесиане и Фир Болг, зашевелились, поднялись на нетвердые ноги и потянулись к колодцу утолить жажду, стараясь держаться по возможности в тени и прикрывая глаза от света. Во дворе, прислоненные к стенам, стояли вчерашние фоморы из свиты, ничего не делали без приказа, только головы поворачивали
Самые крепкие затем собрались в зале закусить остатками вчерашней трапезы и досадливо морщились, когда что-то с грохотом падало или подающие рассол женщины перекликались между собой.
Эохайд молча страдал, сжимая голову руками: едва ли кому было здесь хуже, они с Милом вчера начали первыми. А Милу, похоже, хоть бы что. Не берет его ни море, не пиво, ни битва. Впрочем, в битве мы его пока не видели.
– Что ты ответишь фомору? – начал он, садясь близко.
– А? Если они победят, а мы не явимся на поле, нам потом туго придется. Но как… невовремя.
– Слушай! – Мил наклонился ближе. – Все вовремя. Мой филид сказал, а он зря не скажет. Не надо помогать нелюдям, ни тем, ни этим, а лучше всего взять фоморыша и держать, тогда его папаша, глядишь, сговорчивее будет.
– Ты, помню, вчера еще с Балором не собирался разговаривать. Да я б тебе и не советовал: у Балора один глаз, а второй ядовит. Если он им посмотрит, все умрет, что он увидел.
– Если сделаешь так, те вторые нелюди, дети Дану, или как их, будут тебе благодарны. Кто сейчас сильнее, фоморы или те?
Эохайд с отвращением посмотрел на квадрат света, ползущий к нему по земляному полу.
– Фоморы всего лишь чудовища, а дети Дану – боги. Фоморы… фоморы были всегда, а Туата пришли и отняли у нас нашу землю. Мы никогда не бились с фоморами.
– Аморген говорит, время фоморов ушло, а он зря не скажет. Для Туата, мол, взошло новое солнце, что бы это ни значило. Зачем тебе плевать против ветра? А Туата Да Дананн решат, что ты их верный союзник, и станут тебе доверять.
– Скажи, парень тебе просто не нравится.
– И тебе б не понравился, если бы ты смотрел на него и на свою дочь. Или она с твоего ведома всем предлагается?
– Эй, ты это… полегче про мою дочь!
– Она за моего сына сговорена, меня не меньше твоего заботит, на кого она глядит. Ты уж, Болг, выбирай одну сторону и ее держись. Иначе я к тебе спиной повернуться не рискну.
Эохайд Болг был, скорее всего, удивлен тем, что его дочь вообще куда-то смотрит, кроме как на полотно с вышивкой, но филид Аморген, стоявший у Мила за плечом, кивнул согласно и важно. Дескать, и впрямь пришлый фомор поймал пророчество, которое носилось вчера, как птица под стропилами, и теперь сам в эту игру играет, а он, Аморген, ненужного не скажет.
– Так он же не один, с дружиной…
Мил сжал ручищу в кулак, оттопырил большой палец и выразительно чиркнул им.
– Скажут, что это злодейство.
Пришлец, не стесняясь, фыркнул.
– Ты, видно, всю жизнь тишком просидел, боясь
Все оказалось всерьез. Так или эдак, а все одно свершиться делу под его крышей.
– Ладно, – сказал Эохайд скрепя сердце.
Фионнаклайне спустился с крыши, до отвращения сияющий и трезвый, с явным намерением продолжить начатый им накануне разговор с Эохайдом. На площадке второго яруса ему пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить мимо себя несколько копейщиков, которых за какой-то надобностью послали наверх. Часть воинов выбралась на крышу, а другая часть, к изумлению Эрин и младших, встала в их комнате. Еще несколько отправились охранять супружеский покой вождя Фир Болг, днем обычно пустующий.
На дворе праздношатающиеся милесиане невзначай приблизились к фоморам, кто-то даже заговорил с ними прежде, чем сунуть нож под ребра или полоснуть по горлу. Воины-фоморы повалились, как снопы, тихо и удивленно присвистнув. Люди у Мила были проверенные, и знал он, что маху они не дадут. Преуспели, правда, не все: кое-кто из пришлых пустил в ход фоморские копья, поражающие синим пламенем, и теперь уже охваченные им милесиане истошно вопили перед смертью, и дергались, и рассыпали вкруг себя искры.
– Бегите, принц!
– Спасайтесь, принц!
Фионнаклайне отскочил в один прыжок так, что оказался к стене спиной, ладони его скользнули к поясу, но не нашли там ничего: клинки он накануне отдал в руки Эохайда жестом доброй воли. Лица и бороды против него колыхались, и глаза были белыми от ненависти, а позади всех стояли филид Аморген со своим господином и потерянный Эохайд, который так или иначе терял все.
Принц-фомор отстранялся назад, кидая по сторонам острые взгляды в поисках чего-либо, что он смог бы использовать как выход, и когда казалось, что протянутые руки уже ухватят его… исчез.
Воины отшатнулись назад, опасаясь угодить под чары, но филид заорал:
– Ни с места! Тут он. Под ноги глядите, ему мышью перекинуться – что другому яблоко съесть!
Все, как послушные дети, уставились себе под ноги.
– Свету сюда! – распорядился Мил, и люди Эохайда послушно побежали за факелами.
Никакой, даже крохотной мыши под стеной не было.
– …ну или мухой, – добавил Аморген. – Если мухой, то уже упустили.
Принесли огня и еще вдвинули под низкую арку входа нелепое, на быструю руку сколоченное сооружение: будто бы рамку из жердей в рост человека, вставленную во вторую такую же рамку – поперек, и все на четырех маленьких деревянных катках-колесиках. Аморген направил огонь перед собой, до мельчайших морщин вгляделся в стену, возле которой был потерян Фионнаклайне, плотоядно улыбнулся и сразу принялся командовать, кому где теснее встать.