Фенрир. Рожденный волком

Лахлан Марк Даниэль

Элис обернулась и окинула взглядом крытую галерею. В кружев­ной тени стояли два человека. Женщина в белом балахоне, лицо ко­торой напоминало раздутый кусок пористой пемзы, какой можно найти на морском берегу. В руке она держала нож, тонкий и длин­ный. Она содрогалась и то и дело тыкала ножом себе в ногу, отче­го на балахоне образовалась дыра и по ткани расползлось кровавое пятно. На шее у женщины была веревка, затянутая сложным узлом, при виде которой Элис затрепетала. Рядом с женщиной стоял маль­чик лет двенадцати, судя по внешности, из отряда данов. У него бы­ли помертвевшие глаза, и по лицу текла кровь из двух маленьких ранок

на щеке. Мальчик взял ведьму за руку и вывел на светлое ме­сто, где Элис отчетливо увидела ее.

— Здесь мои воины. Они схватят тебя, ведьма, — пригрозила Элис.

Еще один символ встрепенулся в сознании Элис: две вертикаль­ные черты, соединенные между собой буквой X. Она ощутила холод иного рода, иной свет. То был знак нового дня, откровения, ясности. Элис знала, что он живет внутри чародейки. Символ вспыхнул, слов­но солнечный луч, вырвавшийся из темноты, а затем снова пропал, унесся из монастыря в поток лунного света.

Элис закричала. Вокруг нее лежали тела франков в самых немыс­лимых позах: некоторые уткнулись лицами в землю, некоторые смо­трели в небеса, руки их были широко раскинуты в стороны, словно в обращенной к звездам мольбе. Символы, живущие в Элис, кажет­ся, усилили ее восприимчивость; она поняла, что цвета, окутывав­шие воинов, ночная музыка, льющаяся из них, были цветами и му­зыкой не смерти, но сна. Она знала, что воины зачарованы, но живы.

— Кто ты такая? — услышала Элис собственный вопрос.

Ведьма склонила голову.

— Ты, — сказала она. — Я — это ты.

— Это глупость какая-то, ведьма.

— Мы с тобой куски разбитой вазы. Но вазу можно склеить.

— Ты мой враг.

— Да. Я нанесла тебе удар. Но от этого нет пользы. Я не могу уничтожить тебя, а ты не можешь уничтожить меня.

— Тогда почему ты дрожишь?

— Потому что знаю о приближении смерти.

— Чьей смерти?

— Твоей и моей.

— Я не умру. Не от твоей руки и не от рук твоих приспешников.

— Нет, не умрешь. Однако руны воссоединятся. Он снова при­дет на землю, уничтожив тебя, уничтожив меня. В этом истина. — Чародейка тронула узел, затянутый на шее. — Ожерелье мертвого бога, тройной узел, который был развязан, будет завязан снова, ког­да он снова окажется здесь, проявившись в рунах.

— Кто будет здесь снова?

— Бог рун. Бог, который и есть сами руны. Я знаю, что заключе­но в тебе. Это не просто воющая руна.

Элис сглотнула ком в горле. Воющая руна. Это название было ни­чуть не хуже других, эта руна держалась отдельно от восьми подруг, именно она подвывала голосом одинокого волка в холмах. Кого она призывала? Того, кто гнался за ней во время всех ночных прогулок в Лоше. Волка.

— Так поэтому ты и твой чудовищный брат преследуете меня?

— Поэтому я преследую тебя. Мой брат не понял бы, для чего все это. Он не в силах постичь истинную природу рун, понять, каково не­сти их в себе, сознавать неумолимость судьбы, которую они обещают.

От ведьмы на Элис повеяло каким-то сильным чувством, весьма схожим с тем, какое исходило от купца и от которого разило уксусом и дегтем. Обман. Ведьма солгала о своем брате. Но в чем именно?

Ведьма продолжала:

— Когда руны освободятся со смертью тела, бог окажется здесь, Волк убьет своего брата и станет сражаться с повелителем мертве­цов. Нить моей судьбы оборвется, и я погибну от зубов Волка.

Элис никак не могла уловить смысл ее слов, однако

символы в ее сознании пришли в ужасное возбуждение. Они болтали и звенели, стенали и тряслись. Перед глазами замелькали образы: лоснящаяся конская спина; поток воды, бегущий по гладким камням; водяная пыль над водопадом, пронизанная радугами; солнце, золотящее вер­хушки облаков; золотые поля в долине Индра; сияющий край серпа, который срезает колосья пшеницы; корзины с блестящим зерном, погруженные на телегу; и свет великой радости в окнах церкви Сент-Этьен, лившийся из окон, пока она стояла на коленях, умоляя о спа­сении и милости. Руны сверкали и переливались, и она знала, что это свет Бога. Но что их так переполошило?

Что-то взывало к ним, чья-то зима звала их лето. Другой такой же свет заставил их заискриться колоннами прозрачного льда, заблес­теть мерзлыми осенними листьями, опушенными колючим инеем, превратил град в серебристую завесу, заиграл на потной шкуре дикого белого быка. Эти видения также были вызваны символами, но не теми, которые обитали внутри Элис. Эти знаки, она знала, живут в ведьме. Неприятные ощущения подсказали Элис, и весьма недву­смысленно, что ее руны вопят от радости, чуя руны, принесенные ведьмой.

«Не знаю как, но ведьма должна умереть».

Мунин как будто перехватила ее мысль. Она метнула в Элис нож. Он с грохотом упал ей под ноги, и Элис подняла его. Стальной кли­нок зловеще заблестел в лунном свете. Ведьма не проронила ни зву­ка, ее пустые глазницы были обращены в никуда. Элис пошла к ней, она замахнулась, собираясь всадить нож ей в живот. Однако что-то мешало. Ее рука неожиданно перестала слушаться приказов мозга.

Ведьма нарушила молчание:

— Если бы все было так просто, ты была бы мертва еще много лет назад.

Элис собралась с силами, взялась за нож обеими руками и попы­талась воткнуть в шею ведьмы. Но не смогла. Она поняла, что ей ме­шает: руны, те самые, которые живут внутри ведьмы. Они не позво­ляют ей убить ведьму, и все же руны хотят воссоединиться. Каждая восьмерка рун явно желала смерти носительнице другой восьмерки, но при этом защищала свою.

Элис в отчаянии отшвырнула нож.

— Но способ все-таки имеется, — сказала ведьма.

Элис обернулась на звук шагов. К галерее приближались Мозель и Офети, за ними шли Астарт, Эгил и Фастар. Офети с Мозелем нес­ли длинную веревку. Элис мгновенно заметила, что с ними что-то не так. Оба воина были без оружия. «Ни один из них не захотел бы остаться безоружным в компании противника», — подумала Элис. Где же меч Мозеля? Где боевой топор Офети?

Она подбежала к ним.

— Эта женщина — мой враг. Убейте ее, — сказала она.

Никто не ответил, мужчины просто смотрели на ведьму.

Элис встряхнула Мозеля, но он даже не заметил этого. Она от­дернула руки. По непонятной причине рыцарь оказался промок­шим до нитки.

Глава пятьдесят пятая

ПРИЛИВ

Море ушло с отливом, однако они не стали ставить столб у самой во­ды. Мозель с Офети вкопали его дальше, но все-таки в том месте, ко­торого достигали приливные волны, почти на границе с сухим и лег­ким песком. Они усадили ее спиной к столбу и привязали. Элис чувствовала, как холодная вода просачивается сквозь ткань шта­нов, глядела на лужицы сбоку и понимала, что прилив сюда точно доходит. Они собираются ее утопить, но только постепенно.