Феодал
Шрифт:
– Это… иной мир, – сипло выбормотал он. – Там. нельзя дышать. Мир не для людей…
Оксана долго не понимала. Пришлось объяснить: да, другой мир, но Экспериментатора нет и там. Это другой лабиринт для других крыс, еще один искусственно созданный полигон, еще одна чашка Петри.
А сколько их всего? Шесть? Угол между плоскостями вроде прямой…
Куб? И привычная людям Плоскость – лишь одна из шести граней?
Правильно, что воздух мутный, бормотал про себя Фома. Это Экспериментатор хорошо придумал. А то взглянет человек
Вопрос: как лабораторной крысе выскочить из лабиринта?
Научиться летать?
Не выйдет. То есть при наличии спальни можно без особого труда выспать хоть аэробус, даром что он распадется в труху спустя считаные минуты. Лучше, конечно, микросамолет, авиетку такую… Или параплан с моторчиком, а то и ранцевый вертолет. На чем лететь – проблема решаемая, а надо ли?
Наверху тоже имеются ловушки. Прячутся, гадины невидимые, незнаемые, в воздухе их и не разглядишь толком. Да и обычная подлянка не обрадует. Атмосферный вихрь запросто свалит в штопор, если попадется вихрь горячий, то гореть в нем аппарату, как спичке. Гореть и кувыркаться.
Да и спальню еще поди поищи. А главное, ниоткуда не следует, что выход из лабиринта находится в центре куба. Слишком уж это просто… Как-то по-человечески. Но разве Экспериментатор – человек?
Оксана развлекала болтовней. Почему-то она полагала, что куб – это хорошо. Вспоминала, как мучилась в школе со стереометрией и как училка однажды задала всему классу задание клеить из ватмана правильные многоугольники. Наверное, в классе не хватало учебных пособий. Счастливы были те, кому достались куб или тетраэдр, а вот Оксане не повезло: додекаэдр – это двенадцать пятиугольных граней, не хрен собачий. Два вечера мучилась. Одной девчонке достался икосаэдр, та вообще рыдала…
Не сразу Фома понял: Оксана просто-напросто утешала его.
Он не стал злиться, и это удивило его самого.
За ребром куба прозябала своя жизнь. А может быть, не прозябала, а процветала? Разумные обитатели иного мира ничем не обнаруживали себя, зато многоножки просто кишели. Фома видел, как одна из них перевалила через ребро, заметалась, как ошпаренная, но скоро пришла в себя и побежала куда-то. Так вот откуда на Плоскости неземная жизнь, все эти многоножки, уродские рыбы, ядовитые кусты! Некоторым видам, значит, квазиземные условия нипочем, они как-то приспосабливаются…
Ответ на один из вопросов пришел, но какой в нем прок? Что дальше?
Попытаться вернуться в Блаженную Пустынь, покаяться? Мало шансов, что на это хватит сил. Да и зачем? Чтобы длить и длить никчемную жизнь белой крысы, нашедшей в лабиринте кормушку?
– Надо идти дальше, – сказал тогда Фома, указав направление вдоль ребра. И Оксана лишь кивнула, не проронив ни звука.
Бесконечно тянулись пески. Стена слева давила на психику. Фома даже радовался, когда ловушки вынуждали его идти в обход. Один крюк вышел настолько большим, что иная грань куба растаяла в дымке.
Седьмой день пути в никуда…
Четыре дня не происходило ничего достойного внимания. Зато пятый день едва не продемонстрировал незыблемость фундаментального закона подлости.
Существо, похожее на розового крота величиной с медведя, внезапно выскочило из песка, оставив в нем глубокую яму, и с пугающей скоростью пересекло грань куба. Несколько минут оно бежало по стене, затем пересекло грань вторично и скрылось за барханом. Похоже, в земной атмосфере оно чувствовало себя вполне прилично.
– Зря ты выбросил карабин, – сказала Оксана. Ее немного трясло.
– Он не хочет нападать, – не слишком уверенно возразил Фома.
– Почему это ты так решил?
– Потому что если хотел бы, то давно уже напал бы. Ты видела его когти? Мы уже были бы мертвы.
– А твой пистолет?
– Он же мелкокалиберный. Человека им убить можно… если постараться. А эту тварь – вряд ли. Может, удастся отогнать… хотя тоже вряд ли. Скорее он впадет в ярость. В общем, не буду я стрелять без крайней нужды. Идем спокойно. Авось и эта зверюга не раздумает.
– А если все-таки нападет?
– Тогда беги что есть духу.
– Беги… А ловушки?
– Все равно беги. Везет же некоторым в лотерею.
– А ты?
– А у меня полна обойма и спортивный разряд по стрельбе. Буду целить в глаза. Должны же быть у него глаза, верно?
– Кто его знает.
После этого диалога им пришлось выпить по лишнему глотку воды. А странная тварь больше не появлялась.
Седьмой день прошел, как и прочие. Фома считал, что удалось пройти меньше, чем накануне. Ничего удивительного. Обсуждать эту тему с Оксаной он не стал.
Они вообще мало говорили. Мысли о физической близости казались странными и испарялись сами собой, как легкие облачка на том, земном небе. Фома боялся истерик, но Оксана стойко терпела. Кремешок девчонка! Молодец. Не подруга, нет, об этом пока забудем… Просто свойский парень.
И когда настал восьмой день, ни о чем не было спрошено и ничего не сказано. Они просто встали и пошли на восток, терпя жажду, молча радуясь отчаянному своему наплевательству и хорошо понимая, что перейден некий рубеж.
Рубикон? Черта с два. Настоящий-то Рубикон как-никак река! Цезарь мог пить из нее сколько влезет!
Фома застонал и пошевелился. Сознание медленно возвращалось. Зачем? Он не хотел этого. Подлый организм не пожелал отключиться навсегда во время забытья. И на Земле, и на Плоскости природе наплевать на страдания живых существ. Природа не жестока, она просто ленива. Зачем трудиться, создавая специальные механизмы для облегчения чьей-то смерти, если живым от этого ни жарко, ни холодно? Природу интересуют живые.