Феодора
Шрифт:
Здесь было необычайно много женщин — со строгими манерами, богато одетых и надменных — женщин императорского дворца, ее природных врагов. Она увидела также нарядных придворных, военачальников, послов и церковных сановников, а также должностных лиц империи, одного из которых она узнала. Он стоял вблизи от того места, где восседала императорская чета, глядя на нее с темным, как у дикого вепря, блеском в глазах: Иоанн Каппадокиец, префект претория.
Трибониан и Велизарий остались у дверей, и Юстиниан с Феодорой одни направились к трону в такой глубокой тишине, что слышны были их шаги по толстому ковру. Наконец они остановились, и Феодора обнаружила, что перед ней невысокое, покрытое пестрым ковром возвышение, на котором находятся два массивных, с высокими спинками, кресла, украшенных витиеватой резьбой и золотом.
В правом кресле восседал старик с вьющимися седыми волосами. В левом — старуха с необычайно внимательным выражением на широкоскулом морщинистом лице.
Император и императрица!
Легким, полным грации движением Феодора опустилась на колени. Вслед за нею, почтительно наклонив голову, то же проделал и Юстиниан. И тут же она услышала голос — старческий, скрипучий голос:
— Встаньте и подойдите к нам!
Она поднялась с колен и впервые увидела императорскую чету совсем близко.
Удивительно, как резко изменяется взгляд, когда то, что было мифом, слухом или игрой воображения, внезапно оживает, обретает плоть и кровь.
Феодоре показалось, что она давно знает их обоих. У нее было такое ощущение, будто она встречалась с ними сотни раз.
Император показался ей обычным стариком с ослабевшим по причине преклонного возраста умом, похожим на тех, каких она часто видела греющимися на солнышке везде — и в Константинополе, и в Африке.
То же произошло и с императрицей: она была похожа на крепкую крестьянку из дальней провинции, которая как раз собралась подоить корову или почистить одежду и, повидимому, была бы более довольна, если бы именно этим и занималась.
Между тем императрица Евфимия бесцеремонно разглядывала девушку, с неохотой признавая, что она чрезвычайно привлекательна. А в то время, как императрица и дитя улицы смотрели друг на друга, каждый из присутствующих в зале невольно сравнивал их.
Евфимия была во всем великолепии расшитых золотом одеяний, в шелках и пурпуре… но пурпур не слишком подходил к цвету ее лица. Ее одеяние было усеяно бесчисленными золотыми блестками. В отличие от Юстина, седая кудрявая голова которого была обнажена, на голове у Евфимии красовалась императорская диадема, а по обеим сторонам ее широкого розового лица свисали нанизанные на нити бриллианты и различные геммы. Она была буквально увешана драгоценными камнями: изумруды, рубины, алмазы и золото в огромном количестве были повсюду, где только имелась возможность их поместить — на одежде, прическе, шее, руках и плечах. Поистине вопиющая безвкусица!
На стоящей у трона девушке не было почти никаких украшений. Одета она была в простое белое платье, плечи ее были обнажены… и — божественны. В каждом брошенном на нее взгляде можно было прочесть восхищение ее пленительностью, невесомой фигурой, изяществом манер.
Словом, сравнение было явно не в пользу императрицы.
Сидящий рядом с Евфимией дряхлый Юстин поднял голову и соизволил-таки наконец взглянуть на Феодору. Слегка покачав своей величественной седой головой, что должно было означать приятное удивление, он своим трескучим голосом спросил у Юстиниана:
— Так это и есть твоя возлюбленная?
— Да, ваше величество.
Старый Юстин посмотрел на нее уже более внимательно. «Изумительные глаза, — подумал он. — Не слишком большие, но какой разрез! Во всяком случае, очень необычные». Да-а! Будь он на тридцать или хотя бы на двадцать лет помоложе…
Евфимия заметила, как девушка смотрит на императора. Это был именно тот взгляд, перед которым не мог устоять ни один мужчина, и императрица, достаточно хорошо знакомая с этим оружием и его убийственной силой, почувствовала такую же бессильную ярость, какую ощущают в подобных обстоятельствах и женщины куда более низкого положения.
Ей так и хотелось влепить затрещину Юстину — старый дурак! Этот взгляд сразил его. Она буквально окаменела от гнева, увидев, как он простер вперед руку, и хотя это и была рука старика, но еще достаточно крепкая, с сильными пальцами и широкой ладонью. На указательном пальце сверкал перстень с крупным рубином.
Девушка выступила на шаг вперед, опустилась на колени и поцеловала перстень.
Император заговорил с ней:
— Тебя зовут Феодора?
— Да, ваше императорское величество, — ответила она.
— Давно ли ты живешь во дворце?
— Всего двадцать дней, ваше величество.
— Гм! Всем ли ты довольна в Гормиздах?
— О, конечно, великий и достославный…
Искренне удивившись последнему вопросу, она подняла опущенные до этого момента вниз глаза. Император улыбался ей — улыбался! Она обратила внимание, что у старика почти все зубы на месте.
— Встань, дитя! — повелел он. Когда она поднялась с колен, он добавил: — Нам всегда приятно познакомиться с близкими друзьями нашего племянника и наследника.
Всего несколько слов, а какая в них таилась исключительная сила! Наш племянник и наследник…
Одним махом старый император своим высказыванием уничтожил всякие сомнения по поводу грядущего положения Юстиниана и распространил свое расположение на его молодую возлюбленную.
По залу аудиенций пробежал едва уловимый шепот, который выскользнул наружу и почти тотчас же разнесся по всему дворцу. Враждебные, холодные или ничего не выражающие лица мгновенно преобразились в едва ли не приветливые, и только у бедной Евфимии оставался все тот же суровый и безжалостный вид.
Император еще некоторое время беседовал с девушкой. Он поинтересовался, сколько ей лет, откуда она родом и какое впечатление на нее произвел дворец. При этом вид у него был доброжелательный, почти отеческий. И когда она, немного робея, отвечала ему, все отметили, что у нее приятный голос.
Наконец Юстин слегка кивнул своей седой бородой.
— Надеемся еще увидеться с тобой, Феодора.
— Премного вам благодарна, ваше величество! Аудиенция была окончена.
Юстиниан не произнес ни слова, и весь двор пребывал в изумлении, еще не в силах поверить в полную победу этой девушки, но уже начиная готовиться к новым, более решительным действиям.