Фиалки по средам
Шрифт:
— Давно вы работаете шофёром «Танатоса»?
— Три года, — угрюмо буркнул тот.
— Должно быть, странная у вас работа…
— Странная? — переспросил тот. — Отчего же странная? Я вожу автобус. Что в этом странного?
— А пассажиры, которых вы привозите в отель, когда-нибудь возвращаются обратно?
— Не часто, — с некоторым смущением согласился шофёр. — Не часто… Но всё же и это бывает. Взять, к примеру, меня…
— Вас? В самом деле? Вы приехали сюда как… клиент?
— Слушайте, мистер, — сказал шофёр, — я взял эту работу только для того, чтобы никто ни о чём меня не расспрашивал, к
— Конечно, не хочу, — ответил Жан Монье. Потом он подумал, насколько комичен его ответ, и улыбнулся.
Через два часа шофёр молча указал ему пальцем на силуэт «Танатоса», вырисовывавшийся над плоскогорьем.
Здание гостиницы было построено в испано-индейском стиле: низкое, с плоской ступенчатой крышей и красными цементными стенами под глину. Комнаты выходили на юг, на крытые веранды, щедро залитые солнцем. Приезжих встретил портье-итальянец. Его гладко выбритое лицо вызвало в памяти Жана Монье другую страну, шумные улицы большого города, бульвары в цвету…
— Где, чёрт побери, я вас видел? — спросил он у портье, в то время как мальчик-бой брал у него чемодан.
— В Барселоне, сэр, в отеле «Ритц»… Фамилия моя — Саркони… Я уехал оттуда, когда началась революция…
— Из Барселоны в Нью-Мексико! Далеко махнули!
— Что ж, сэр, должность портье повсюду одинакова… Только вот карточка, которую я сейчас попрошу вас заполнить, здесь несколько длиннее, чем бывает обычно… Уж не обессудьте…
Портье протянул клиентам три бланка, отпечатанные типографским способом. Они и в самом деле изобиловали графами, вопросами, уточнениями. Клиентам предлагалось точно указать дату и место своего рождения, сообщить фамилии лиц, которых надлежит известить, если клиент станет жертвой несчастного случая.
«Просьба указать по меньшей мере два адреса родственников или друзей, а главное переписать собственноручно на своём родном языке следующее заявление (форма А):
“Я, нижеподписавшийся, _____________________, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, удостоверяю, что я добровольно расстаюсь с жизнью, и потому снимаю с дирекции и персонала отеля «Танатос» всякую ответственность за то, что может со мной случиться…”»
Сидя друг против друга за соседним столиком, хорошенькие спутницы Жана Монье старательно переписывали «форму А». Он заметил, что они взяли немецкий текст.
Директор отеля Генри Берстекер, невозмутимый человек в очках с золотой оправой, очень гордился своим заведением.
— Вы владелец отеля? — спросил его Жан Монье.
— Нет, сэр. отель — собственность акционерного общества, но идея его создания действительно принадлежит мне, и потому я пожизненно назначен его директором.
— А как вам удаётся избегать неприятностей со стороны местных властей?
— Неприятностей! — воскликнул господин Берстекер, удивлённый и шокированный. — Но мы не делаем ровно ничего, что противоречило бы нашим обязанностям хозяев отеля! Мы предоставляем нашим клиентам то, что они желают, и ничего больше!.. Впрочем, господин Монье, никаких местных властей здесь нет и в помине. Никто толком не знает, кому принадлежит наша земля — Мексике или Соединённым Штатам. Очень долго это плато считалось совершенно недоступным. Легенда рассказывает,
— А семьям ваших клиентов никогда не случалось подавать на вас в суд?
— Подавать на нас в суд? — негодующе вскричал господин Берстекер. — А за какие грехи? Да и какой суд взялся бы нас судить? Нет, сэр, семьи наших клиентов слишком рады тому, что нам без всякого скандала удаётся разрешить проблемы самого деликатного свойства, которые почти всегда бывают так мучительны… Нет, нет, у нас всё происходит очень мило, очень корректно, наши клиенты — это наши друзья… Не хотите ли посмотреть свою комнату?.. Мы поместим вас, если не возражаете, в номер 113… Надеюсь, вы не суеверны?
— Нисколько, — отвечал Жан Монье. — Но я воспитан в строгих религиозных правилах и должен признаться, что мысль о предстоящем самоубийстве меня тревожит…
— Что вы, сэр, о самоубийстве не может быть и речи, — заявил Берстекер столь безапелляционным тоном, что его собеседник сразу умолк. — Саркони, проводите этого господина в номер 113. Что касается заранее оговорённых трёхсот долларов, то прошу вас, господин Монье, не отказать в любезности по пути вручить их кассиру — его кабинет расположен рядом с моим.
В номере 113, пламенеющем в лучах великолепного заката, Жан Монье не обнаружил никаких следов смертоносных орудий.
— Когда подают ужин?
— В восемь тридцать, сэр, — ответил лакей.
— Здесь принято переодеваться к столу?
— Большинство джентльменов следуют этому правилу, сэр.
— Хорошо. Я переоденусь… Приготовьте мне чёрный галстук и белую рубашку.
Спустившись в гостиную, Монье и в самом деле увидал декольтированных дам, мужчин в смокингах. К нему тотчас же подошёл сам господин Берстекер, любезно и почтительно произнёсший:
— О, господин Монье, я искал вас… Поскольку вы один, я подумал, что вам, наверно, будет приятно разделить трапезу с одной из наших клиенток, миссис Кирби-Шоу.
Монье досадливо поморщился:
— Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы вести светскую жизнь… Впрочем… Можете вы показать мне эту даму, прежде чем представите меня ей?
— Разумеется, господин Монье… Миссис Кирби-Шоу — это та молодая женщина в платье из белого крепсатина, что сидит около пианино и листает журнал… Мне трудно представить себе, что она может кому-то не понравиться… Скорее наоборот… И вообще она чрезвычайно приятная дама, умная, с хорошими манерами, можно сказать, артистическая натура…
Миссис Кирби-Шоу и впрямь была очень хорошенькая женщина. Тёмные волосы, уложенные мелкими буклями, тяжёлым узлом спускались на затылок, открывая высокий лоб. Глаза излучали тепло и ум. И почему вдруг такой прелестной женщине вздумалось умирать?
— Неужели миссис Кирби-Шоу… Одним словом, неужели эта дама одна из ваших клиенток и приехала сюда с той же целью, что и я?
— Конечно, — ответил господин Берстекер. — Конечно, — многозначительно повторил он.
— Если так, представьте меня!