Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции
Шрифт:
Если я прихожу к себе самому, то я осуществляю свое подлинное сознание бытия. Но если я не почувствую ненаступления себя, то я недоволен собою. Ибо именно свою подлинную свободу я переживаю опытом как данную трансцендентно.
Антиномии самобытия
Объективно я никогда не знаю, прихожу я к себе или нет. Я являюсь себе во времени, в котором я никогда не могу быть целым. Если я подлинно есмь, то я в то же время - задача для себя. Если, несмотря на то, в витающей спорности своего существования я хочу знать, что я такое, то я узнаю: я необходимо должен хотеть знать и все же не могу знать; я могу только потерять себя, отдав себя мнимому знанию, или уничтожиться с концом всякого вопрошания.
Покинутый всем внешним как таковым, я все-таки, если вообще хочу быть, должен захватить себя самого в этом внешнем. Всякая речь об этом подлинном самобытии должна была остаться без знаемого результата.
1. Эмпирический и экзистенциальный смысл «я есмь».
– Уже само «я есмь» имеет двоякий смысл: я как эмпирическое существование еще не есмь окончательно, я имею возможность как будущее, поскольку я еще решаю о том, что я есмь, через посредство того, чем я становлюсь. Но моя сущность как экзистирующего действительна в некотором трансцендирующем время смысле. ~ Для предметного знания и предметной деятельности я есмь только как явление. Но форма становления во времени есть явление подлинного бытия, которого я никогда не «знаю». То «я есмь», которое говорит себе самость, не говоря при этом «я есмь нечто», по своему роду отличается оттого «я есмь», которое я, эмпирический индивидуум, говорю как значимое суждение о своей действительности. Бытию во времени это первое бытие противостоит как безусловное бытию на известный лад (auf eine Art) (а именно как эмпирическая, пространственно-временная действительность) - оно противостоит как неопределимое бытие.
– Сомнение в «я есмь», понимаемое эмпирически, тут же разрешается самим актом мышления этого сомнения. То, что я сомневаюсь, предполагает, что я в это мгновение существую. Впрочем, уже и здесь к одному лишь мышлению должно привзойти нечто иное: наполнение витальным чувством жизни. Если в патологическом случае это последнее не появится, то я могу прийти к ужасному выводу: я умер, я уже вовсе не существую, и как мертвый я должен быть нескончаемо долго. Но сомнение в «я есмь», в экзистенциальном смысле, не разрешается вообще ни в какой мысли, но только в лишенных основы свершениях, в которых я сознаю себя как свободно ответственного и как исток. В таком случае формула «я есмь» не есть высказывание некоторого знания, но знак для означения сущности явления, которое я живо сознаю во всяком исполнении абсолютного сознания там, где я совершаю безусловные решения.
– То, что непредметно мыслится в высказывании «я есмь» как вечное бытие, а потому постоянно исчезает для нашего знания, является мне как еще не окончательное решение, так что в мыслящем просветлении, смотря по пути, который это мышление избирает, я есмь будущее или вечность, становление или бытие. В явлении я есмь только, поскольку обретаю себя; в вечности - поскольку прихожу в явление. Я создаю себя самого в явлении - и вовсе не сам создал себя в вечности.
2. Самостановление в самопреодолении
– В явлении я стал бы для себя самого только через самопреодоление. Я мог бы эмпирически понять свое бытие как задатки, как мое так-уж-бытие (Nun-einmal-Sosein); для меня как собственно меня самого мой характер - это не Я; я имею его и отношусь к нему известным образом. Его слепое, потому что данное бытие я в борьбе превращаю в свободно-желанное, разворачиваю в нем себя самого и принимаю его на себя как свою вину. Мое «я сам» ставит себя выше характера -восходя от чисто формальной независимости в пассивном рассмотрении до активного воздействия на него. То обстоятельство, что оно стоит выше, делает так, что никакой мотив, насущно переживаемый мною как побуждение в силу данности моего характера, не является убедительно решающим; что для меня нет такого сильнейшего мотива, который бы необходимо должен был получить перевес в борьбе мотивов благодаря своей количественной силе; ибо этот его перевес был бы перевесом надо мною самим. Скорее, я даю проявиться и отступить всем мотивам, сам при этом не будучи мотивом, объемля их, господствуя над ними - или же побеждаясь ими. Если я сам есмь в этих мотивах, то все-таки без самопреодоления в явлении не может быть подлинного Я. Оно сбрасывает скорлупки своей самости, которые само оценивает как неистинные, но лишь затем, чтобы обрести более глубокую и подлинную, бесконечную, истинную самость. Погибая, приходить к себе - таково явление самобытия (Im Untergehen zu sich Kommen ist die Erscheinung des Selbstseins).
Функция самопреодоления есть саморефлексия. Эта последняя, как таковая, сама пребывает в стихии противоречий: в саморефлексии я направляюсь на себя, но всякий раз встречаю только некоторое явление. Через саморефлексию я обращен на нечто особенное, но желаю получить в ней самого себя целиком.
– Я подразумеваю «себя» как будущее, обращая взгляд в свое прошлое.
– Я выношу судебный приговор о себе, и все же я не судья, разве только в истоке саморефлексии, которая как исполненная сама уже в своем суде подчинена тому же вопрошанию и осуждению.
– Саморефлексию я осуществляю изначально как свободу, но при помощи ее я еще только ищу тех условий, при которых я сам как свободный могу прийти к себе.
Самопреодоление может уклониться в саморазложение вообще. Я преодолевается и уничтожается, но преодолевается с целью достичь безличности (Ichlosigkeit). Вместо того чтобы осознавать себя самого в явлении объективных формаций, видеть в непрекращающемся преобразовании отсвет собственной сущности, я хочу утратить всяческую самость и прийти туда, где уже не идет более речи о Я и где прекращается всякое явление; но это уклонение возможно только потому, что самость не может быть содержанием знания (weil das Selbst nicht wissbar werden kann, ist diese Abgleitung m"oglich). Оно самым решительным образом выражает собою момент исчезающего во всякой объективном явлении самости, но в то же время утрачивает и самобытие, в любом смысле этого слова. В мифическом выражении: бытие в уклонении от самости есть море света, в котором потонуло и рассеялось всякое Я; бытие как самобытие, есть свечение друг в друга душ, открытых друг для друга в вечном настоящем (Sein ist in der Abgleitung vom Selbst das Lichtmeer, in dem alles Ich versunken und zergangen ist; Sein ist als Selbstsein das Scheinen der Seelen ineinander, die in ewiger Gegenwart sich offfenbar sind).
3. Самобытие в мире и перед лицом трансценденции.
–
В замкнутом логическом круге самобытия и преодолевающей саморефлексии (круге, который может и опустеть) мое существование в мире дает мне точки опоры для восхождения; но я разбиваю этот круг только перед лицом трансценденции (angesichts der Transzendenz).
Я сам - ничто, если я только есмь (Ich selbst bin nichts, wenn ich nur bin). Самобытие есть единство двойственного: стоять, опираясь на себя, и быть преданным миру и трансценденции (Selbstsein ist Einheit des Doppelten: auf sich zu stehen und hingegeben zu sein an Welt und Transzendenz). Один - я ничего не могу, но, теряясь в мире и в трансценденции, я как я сам исчезаю. Я как именно я сам хотя и самостоятелен, но в себе не самодостаточен (Ich bin als selbst zwar eigenst"andig, nicht aber mir selbst genug).
Я прихожу к своему существованию только через причастность миру, в котором я действую (wirke); я - только звено, и все же я, в возможности, объемлю собою целое.
– Я могу воспротивиться ему, но в моей изолированности моя независимость сделается пустой; ибо широта моей самости действительна лишь с широтой моего мира; но способы существования в мире я охватываю только при условии, что я на мгновение противопоставил себя им.
– То, как я вступаю в отношение к миру, остается исполнено противоречий; я становлюсь собой, только удерживая в единстве эти противоположности. Самобытие по-настоящему действительно, лишь поскольку оно является себе в объективности мирового бытия.
Как я не имею существования без мира, так я не есмь я сам без трансценденции. Правда, силой собственного решения я сам становлюсь основой, я порождаю себя в разумном познавании и автономной деятельности. Но исток моего самобытия становится моим бытием, освещаемым этим разумом, лишь так, что в этом истоке я в то же время дан себе самому: данный себе как эмпирический материал моего так-сущего существования, из которого я должен строить себя, в этом истоке, в котором я свободно выхожу навстречу себе самому, я становлюсь даром. Я стою перед трансценденцией, которая не встречается мне как существование в мире среди явлений вещей, но которая говорит со мною как возможность из всего существующего, и всего решительнее - из моего самобытия. Глубина моей самости находит себе меру в трансценденции, которой я предстою.
Вопрос, кто я такой, становится вопросом: есмь ли я вообще? В этом вопросе подразумевается уже не вопрос о том, существую ли я эмпирически в то мгновение, когда я задаю этот вопрос. Скорее это есть вопрошание о подлинном бытии, который на языке мифа есть вопрос о бессмертии. Что плоть, сознание, память, какое бы то ни было явление моего существования, бессмертны, то есть нескончаемы в пространстве и времени и пребывают в них неразрушимо, - этого никто не захочет утверждать всерьез; однако наша подлинная самость может сознавать свое бессмертие в том смысле, что бытие и бессмертие суть одно и то же. Самость имеет это сознание не благодаря знанию, не в каком-либо достаточном представлении или объективной гарантии, но в той мере, в которой она сама подлинно есть в мире перед лицом своей трансценденции в своих решениях и своих воздействиях на себя. Она сознает внутри себя свою зависимость от трансценденции, пожелавшей того, что кажется пределом возможного: свободное самобытие, становящееся само для себя истоком, как бытие, которое в бренности временного существования приходит в явление самому себе. Самость безосновно сознает себя поэтому только в отношении к трансценденции, без которой она соскальзывает в бездну ничто. Если я вижу себя в явлениях существования, то я никогда по-настоящему не вижу себя, как себя самого; все конечно являющееся только благодаря моему трансцендированию получает вес, которого оно не могло бы иметь как простое существование.
– Я вижу трансценденцию и удостоверяюсь в своем бытии, даже если она не говорит со мною и я пребываю в упорстве сопротивления ей. Если я уже не вижу ее, то я чувствую, как сам опускаюсь на дно.