Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)
Шрифт:
Доктор Мур выдержал очередную паузу.
– Что именно вы хотите знать? – спросил он наконец. – Имейте в виду, я отвечаю отнюдь не из-за ваших угроз.
– Зачем к вам обратился Воровски и что такое Виллерин СТ?
– Дэвид Воровски действительно участвует в клиническом испытании, – сказал доктор Мур, игнорируя оба вопроса Гортона. – Он находится в контрольной группе для Виллерина СТ, который, как вы правильно заметили, пока еще нигде не зарегистрирован. Виллерин разработан для того, чтобы усиливать arbitrates dominates. Никаких психических отклонений у Воровски нет. Обратился он ко мне в связи с сильнейшей неудовлетворенностью своей жизнью в целом. Опять же, как я уже вам говорил, сделано это было только потому, что ему не надо было платить ни цента за визит. А с бесплатными визитами ко мне приходят и не по таким поводам. Что еще вас интересует?
– Для начала меня интересует, что такое этот arbitrates, – сказал Гортон. – Там, где я учился, латынь сводилась к habeas corpus.
– Сила воли, – пояснил доктор Мур.
– Сейчас не самое лучшее время для шуток, – сказал Гортон, ощущая неожиданно для себя сильнейшее раздражение.
– Я не шучу, – спокойно сказал доктор Мур.
– На силу воли невозможно влиять таблетками.
– Давайте оба будем оставаться в пределах своей компетенции, хорошо? Таблетками можно влиять на что угодно. То, что для вас – абстрактные понятия, для нас – химический баланс мозга.
– Хорошо, – сказал Гортон, пытаясь осмыслить услышанное. – Баланс, химия – это понятно. Видели. Зачем вы этот виллерин ему выписали? И как это вообще работает?
– Работает просто: виллерин сокращает разрыв между решением и действием. Вместо «решил, отложил, передумал, забыл, снова решил» человек начинает действовать проще: «решил – сделал».
– А при чем здесь Воровски?
– При том, что когда ко мне приходит здоровый мужчина за сорок и начинает жаловаться на общую неудовлетворенность жизнью, я советую ему проанализировать, чего ему не хватает, и принять соответствующие меры. А когда он мне сообщает о многочисленных безрезультатных попытках что-либо изменить, я ему помогаю понять, что на одних решениях далеко не уедешь.
– Может, он вам еще и рассказывал о тайном желании ограбить свой банк? – раздраженно спросил Гортон.
– Нет, он вообще не рассказывал мне о своих желаниях. Хотя я не сомневаюсь, что он начал понемногу их удовлетворять. Но это уже вне моей компетенции. Я могу еще чем-то посодействовать следствию?
– Да, – хмуро сказал Гортон. – Как долго действует этот ваш виллерин?
– Сначала нужен месяц, чтобы препарат просто начал работать. Потом – пять дней после каждой таблетки.
– И как долго он его принимает?
– Сейчас, – в трубке что-то зашуршало. – Примерно четыре месяца. Осталось еще шесть.
– Десять месяцев на клиническое испытание?
– В фармакологии быстро ничего не делается, – наставительно сказал доктор Мур.
– А ломки у него не будет? За следующей дозой он к вам теперь уже не придет. И в аптеке вряд ли достанет.
– Перестаньте сравнивать лекарственный препарат с наркотиком. Доза у него и так уже полная – на все десять месяцев.
– Полная доза, – повторил Гортон, вспоминая полупрозрачную коробочку с четырьмя одинокими таблетками. – И одна таблетка в пять дней?
– Да. А в чем дело?
– Дело в том, – медленно ответил Гортон, – что на данный момент у вашего пациента осталось четыре таблетки. Ваш десятимесячный норматив он выполнил за четыре. Так говорите, ломки не будет?
– Вы уверены, что он их все съел? – озабоченно спросил доктор Мур.
– Либо съел, либо загнал на черном рынке.
– Не хохмите. Впрочем, съел так съел. В данном случае передозировка не опасна. Хотя факт, конечно, весьма любопытный. Особенно учитывая ваши подозрения.
– Не опасна? – Гортон даже приподнялся на стуле. – Да вы своими таблетками сделали из безобидного клерка грабителя! Ваш виллерин работает почище героина!
– Виллерин здесь ни при чем. Воровски просто сделал то, что и так хотел.
– А если бы он и так хотел зарезать десяток человек, виллерин бы ему в этом тоже помог?
– Назначение виллерина – помогать человеку делать то, что он действительно хочет. Неважно, сегодняшнее это желание или мечта детства. Препарат не влияет на принятие решений – только на их исполнение.
– Но пока он не принял лошадиную дозу этого препарата, он спокойно работал!
– Может, оно и к лучшему, что он его принял. Кто знает, что бы он мог сделать, если бы все это недовольство копилось в нем еще год. Так, по крайней мере, пострадали только деньги.
– Только деньги, – буркнул Гортон. – Вам легко говорить.
– Нелегко. Эта беседа происходит за счет моей беседы с пациентом. У вас есть еще вопросы?
– Нет, – сказал Гортон. – Спасибо.
Он повесил трубку и угрюмо посмотрел в окно. Все та же, до смерти надоевшая картина. Задняя стена кирпичного здания, покосившийся столб. Горячий ветер несет по земле обрывки газет. Почему здесь вечно носятся какие-то обрывки? Кто их каждый день рвет? А главное – зачем?
В дверь постучали.
– Войдите, – сказал Гортон.
В кабинете возник Келли.
– Нашли машину, – лаконично сообщил он.
– Где?
– Радиум Спрингс. Оттуда до границы – от силы час езды.
– Знаю. Все, с деньгами можно прощаться. Он уже давно в Хуарезе, если не дальше.
– Кто знает, – оптимистично отреагировал Келли, – прокатная машина с четырьмя мужчинами… Может, и обыщут на границе.
– Действительно, – пробормотал Гортон. – Действительно.
Оставшись один, он снова взглянул за окно. Тот же ветер, тот же вяло взлетающий обрывок. Все, дело об ограблении декады можно закрывать, толком не открыв. Боровски, конечно, будут искать, ловить, описывать в многочисленных документах. Но найти его вряд ли смогут. А если и смогут, банку это уже не поможет. Деньги он теперь сумеет и потратить, и спрятать. Он теперь много чего умеет. Банки грабить. По-испански говорить. Стрелять навскидку. От полиции изящно удирать.