Фонарщик
Шрифт:
Глава 16
Артур Старк, книготорговец и издатель с 1855 года, сам печатал памфлеты Маркса, Энгельса и недавно созданного «Фабианского общества» и крайне болезненно реагировал на те пассажи, где говорилось, что частное предпринимательство препятствует распространению знаний и эксплуатирует отчаяние. Он пытался убедить себя, что его призванием было общественное — если не божественное — благо, и, чтобы унять совесть, часто жертвовал книги на благотворительные цели и в образовательные учреждения. Когда-то он сам был нищим студентом университета, питавшимся каменным хлебом и пившим обессилевший чай с дымными мечтами о будущем процветании вприкуску. Так что ему трудно было не испытывать симпатии к худощавому молодому человеку с желтоватым лицом, который теперь с надеждой стоял по другую сторону прилавка.
Но как раз минувшей ночью он проверял счета — неприятная составляющая его ремесла — и четко понял, что если хочет удержаться на плаву, то ему необходимо реанимировать и впредь следовать некоторым безжалостным инстинктам торговца. Без них ему не продержаться и двух лет. У него было очень мало сбережений на случай непредвиденных обстоятельств и почти ничего на дальнейшее вознаграждение высококвалифицированного труда его помощницы, которое он с большим удовольствием выплачивал.
— Посмотрим, — бормотал он, шелестя старыми книгами и сжимая их, как апельсины на рынке.
— Условия приемлемые, надеюсь? — спросил студент.
— Не неприемлемые, не неприемлемые, но это не то, что вы можете назвать искомыми условиями; надеюсь, вы понимаете.
Студент кивнул:
— Понимаю.
— И по… — Старк запнулся. — И я не могу предложить вам много, знаете ли. Не могу предложить вам много…
— Понимаю.
— Посмотрим, — сказал Старк. — Еще раз посмотрим.
На самом деле он всеми силами старался не выдать своего возбуждения. Если три тома были сухими научными исследованиями, которые могли заинтересовать только специалистов по естественной истории, то последняя представляла собой переплетенный в великолепную телячью кожу экземпляр «Страданий молодого Вертера» Гете. Первый английский перевод. Безупречное состояние. И книга, подумать только, на которую у Старка уже давно лежал заказ одного состоятельного магистрата.
— Что ж, — сказал он, — боюсь, вы решите, что цена не самая высокая, дружище, но знаете, сейчас трудные времена.
— Трудные времена, — согласился студент, — это верно.
Старк изо всех сил попытался не измениться в лице: это было слишком легко, почти безнравственно. Он сглотнул, положил книги на прилавок и сделал вид, что еще раз просматривает их. Но не мог спокойно видеть вожделенную добычу — Гете. Он похоронил его вместе со своим чувством вины под тремя научными трудами.
— Я не могу предложить вам больше одного шиллинга, — сказал он сквозь зубы.
— За каждую?
Старк покашлял.
— За все.
В наступившей тишине он пытался представить себе, как студент сейчас заартачится. Но, с трудом подняв глаза, увидел, что тот только рассеянно кивает.
— Понимаю, понимаю, — сказал юноша, глядя по сторонам, как будто думая о чем-то куда более важном.
Старк осторожно пошевелился. В поведении юноши не было ничего, что давало бы основания заподозрить в нем вора — а Старк в таких вопросах обычно доверял своему инстинкту, — но кражи книг были проклятием его ремесла, и чаще всего этот товар оказывался в руках голодающих студентов.
— Один шиллинг, — повторил он, как бы напоминая юноше о жалком барыше и удобной возможности проститься. — Это все, что я могу предложить.
— Ну что ж, так тому и быть, — сказал студент, весьма странно улыбнувшись.
Старк опустил глаза.
— Я… Мне нужны ваши данные, — сказал он, искренне смутившись. — Для реестра, понимаете.
— Конечно, — согласился юноша и с готовностью взял протянутое перо.
Он склонился и нацарапал свой адрес — студенческий пансион на Хоу-стрит, а когда Старк вручил ему деньги, достав их из ящика с наличностью, положил монеты в карман, даже не взглянув на них. Потом помялся по другую сторону прилавка, быстро обведя глазами ряды полок, как будто намеревался раскрыть какой-то постыдный секрет и собирался с духом.
Старк смущенно ждал, положив руки на прилавок.
Наконец юноша, еще раз осмотрев магазин, наклонился вперед и очень тихо сказал:
— Молодая женщина…
Старк посмотрел на него.
— Молодая женщина, — повторил студент, — та, что здесь работает…
Старк молчал.
— Может, — сдавленно прошептал юноша, — может быть, она здесь?
Какое-то время Старк вообще ничего не говорил. Даже не моргал. Только незаметно передвинул руки к книгам и с силой придвинул их к себе.
— Сожалею, — наконец сказал он, — но юная леди, о которой вы говорите, в настоящий момент недоступна.
Студент, услышав из подвала лязг и шипение печатного станка и ощутив ее близость, осмелел и продолжил.
— Может, она будет позже? — спросил он. — В какое время… Когда я могу зайти?
Старк посмотрел на юношу и увидел все знакомые признаки: одинокий, недоедающий, несомненно, кругом в долгах, алчущий одной-единственной искры, которая бы осветила его суровую эдинбургскую зиму. Было невозможно не пожалеть его, но Старк чувствовал, что его долг быть кратким ради долгосрочного блага самого юноши.
— На вашем месте я бы не заходил, молодой человек, — твердо сказал он. — И не спрашивал.
Он смотрел прямо на юношу, чтобы оценить эффект, произведенный его советом, и заметил, как молодое лицо медленно помрачнело.
— На вашем месте я бы поискал в другом месте, — без выражения продолжил Старк. — Нет смысла тратить здесь время.
Юноша несколько мгновений подумал, прокашлялся.
— У нее… другой? — шепотом задал он роковой вопрос, как будто уже долгое время вынашивал эту мысль.
Старк прижал книги к груди.
— Она… недоступна.
Юноша отвел глаза, отвернулся и обреченно кивнул.
— Понимаю, — сказал он, прилаживая навалившееся на него отчаяние. — Понимаю.
Он помедлил еще две-три секунды, чувствуя, что сердце его съежилось, как охваченный огнем цветок, и кивнул, не подымая глаз. Затем как-то неестественно повернулся и, оглушенный, направился к выходу.
Старк почувствовал, как у него раздулось сердце.
— Молодой человек, — позвал он, пока юноша не ушел. — Молодой человек!