Формула кризисов. В паутине соблазна. У последней черты
Шрифт:
Сердце обмякло, но продолжало волнообразно сокращаться.
– Вот в таком режиме и должно работать сердце здорового человека, – пояснил ассистент. – Теперь Иса Коноевич будет зашивать разрез…
Между тем хирург уже прикрыл рану пластырем. Но не прошло и минуты, и на его поверхности снова образовалась ранка, но теперь уже с другой стороны.
– Ослабли сердечные мышцы, – с тревогой констатировал мой консультант. – Такое бывает. При пороке сердце работает в усиленном режиме. Поэтому волокна сердечной мышцы быстрей изнашиваются. Так что берегите сердце, не перегружайте его лишней работой, – прибавил он.
Мышцы разошлись
Наконец Иса Коноевич поднял голову от операционного стола и взглянул наверх. Его место занял ассистент.
– Теперь он будет зашивать грудную клетку, а профессор пошёл к себе, – пояснил мой консультант.
Я поблагодарил его и направился в кабинет Ахунбаева.
Профессор сидел за небольшим Т-образным столом. Его большие сильные руки в желтоватых пятнах от постоянной дезинфекции устало лежали на столе. У меня подкатил комок к горлу: так его руки напомнили мне такие же большие руки моего отца.
– Ты ничего не заметил? – после небольшой паузы спросил профессор.
– В каком смысле? – не понял я вопрос.
– У меня же отказал аппарат «искусственное сердце». Больную еле спасли.
– Нет, я этого не заметил.
– Понятно, ты же не врач. А твой консультант ничего не сказал?
– Нет.
– Вот так мы и работаем, – с горечью произнес хирург. – Даже подменного аппарата нет. А, между прочим, я недавно был у министра здравоохранения в Москве и в приемной насчитал 13 таких аппаратов. Просил – не дали. Я давай звонить домой первому секретарю ЦК Усубалиеву. Тоже не смог помочь! – Профессор выругался. – Вообще снабжение хирургическим оборудованием отвратительное. Даже ниток для швов не хватает. Хотя эти самые нитки делают из кишок наших же горных яков. Недавно дочка была в Англии, так вот, оттуда привезла и нитки, и кое-что ещё.
Мы побеседовали ещё минут десять, и я уехал в редакцию.
В тот же день я написал репортаж: «Сердце на ладони». На следующий день утром позвонил Ахунбаеву.
– Ты где находишься? – обрадовался профессор. – Сейчас я за тобой машину вышлю. Прихвати магнитофон.
Я сказал, что приеду на редакционной машине, чтобы он вычитал материал: точно ли всё с медицинской терминологией? А в отношении магнитофона – понимаю. Я не из тех ребят…
Через несколько минут я был у профессора. Он молча прочёл материал, поставил роспись. Я также молча протянул ему кассету с записью нашей беседы. Иса Коноевич понимающе улыбнулся и протянул руку:
– Зайди, посмотри вчерашнюю больную.
Я зашёл в палату. Больная меня узнала и на вопрос «Как вы себя чувствуете?» чуть заметно моргнула мне.
В тот же день репортаж «Сердце на ладони» загнали в набор. А на следующее утро, когда я в троллейбусе ехал на работу, увидел, как женщина читала в свежем номере «Вечернего Фрунзе» мой материал, а потом передала его подруге.
Газет в столице Киргизии в то время выходило немного, если не считать ведомственных. Поэтому «Вечерка» пользовалась большой популярностью, и тираж её переваливал за сто тысяч экземпляров. Возвращаясь домой, я вновь видел свой репортаж уже в достаточно помятых номерах «Вечерки», которые читали люди, ехавшие с работы.
Больше видеться с Исой Коноевичем мне не пришлось. По неосторожности родственника, который сидел за рулём автомашины, он погиб в автомобильной катастрофе. И часто теперь, проходя мимо его памятника, который стоит на улице, носящей его имя, я с уважением вспоминаю замечательного доктора, который был по-настоящему нужен и полезен людям.
Пришлось мне и лично пользоваться
Как-то в начале осени мне пришлось помогать родственнику разгружать автомашину с тяжелым грузом. По неопытности я принял с грузовика тяжесть на вытянутые перед собой руки – боялся запачкать только что купленную куртку. От чрезмерного напряжения мышцы внизу живота, в паховой области, не выдержав нагрузки, плавно, без резко ощутимой боли вдруг разошлись, и из правого паха вывалились кишки. Коллеги-журналисты посоветовали обратиться к известному хирургу Эрнесту Акрамову, снискавшему среди населения республики авторитет специалиста высокого класса и, что особенно важно, человека честного и высокодостойного. В годы акаевского мракобесия профессор сумел содержать на надлежащем уровне свою больницу, несмотря ни на что обеспечив качественное медицинское обслуживание пациентов. В общем, доктор зашил мою брюшину основательно, не спеша. И сейчас я не могу даже прощупать шов, настолько ювелирно профессор сделал операцию.
Выписывая меня, доктор предупредил: «Не поднимайте тяжестей. Левый пах держится у Вас на честном слове».
Какое-то время я помнил это наставление, но потом стал забывать. И когда в безлюдной казахской степи у моей «Волги» лопнул баллон и мне пришлось ставить «запаску», от натуги вновь вывалились кишки. Теперь уже из левого паха.
Эрнест Акрамов был в эти дни чрезвычайно занят, и я обратился в бишкекскую специализированную поликлинику, расположенную на улице Фучика.
Молодой парень, хирург, взялся меня, что называется, отремонтировать. Несмотря на то, что мне как пенсионеру полагалась бесплатная операция, я заплатил требуемую сумму лично хирургу. На операционном столе от неумелых действий горе-хирурга я начал терять сознание. Он шлепал меня по щекам, что-то говорил, но я уже ничего не слышал… хотя, в итоге, все же остался жив. Но шов через некоторое время разошелся вновь.
Третью операцию мне делал в национальном госпитале хирург Бакыт Ибраимов. Профессионал своего дела, как и Эрнест Акрамов, Бакыт также не спеша зашил мой живот. И хотя операция длилась долго: шов пришлось накладывать на дважды разорванные ткани, многие из которых в предыдущей операции были повреждены, – перенес я эту операцию сравнительно легко.
В палате, на средней койке, лежал молодой парень, которому тоже сделали повторную операцию. Мы разговорились. Оказывается, первую операцию ему делал тот же хирург из урологии по улице Фучика. И так же, как и я, он чуть не умер на столе от болевого шока. И его шов так же, как и у меня, разошелся после операции.
– Я подавал на того хирурга в суд, – пояснил мой сосед. – При судебном расследовании выяснилось, что операцию мне делали даже без местного наркоза. Хирург оказывается не стал делиться деньгами с анестезиологом, ну а тот по этой причине перестал делать больным обезболивающие уколы.
Вот до чего могут дойти даже иные медики, когда общество заражено воровством и коррупцией, медицина брошена на самовыживание, а принцип зарабатывания денег любым путем для многих людей стал почти нормой.