Формула кризисов. В паутине соблазна. У последней черты
Шрифт:
Наконец появился Медведев.
– Что же вы не скрутили его до сих пор? – грозно бросил он подбежавшему городовому.
– Пытались, ваш благородь, – оправдывался городовой. – Всех раскидал.
– Я ему сейчас раскидаю, – потирая кулачищи, пообещал околоточный. Приноровившись, сзади, когда Иван, двигаясь по кругу, повернулся к нему спиной, он, как тигр, бросился на курсанта, схватив его в железный замок. Иван остановился, слегка присел и мгновенно, как будто был смазан мылом, повернулся
– Тебе что, фараон, надо? – с угрозой произнёс гвардеец.
Околоточный самодовольно хмыкнул, не выпуская свою жертву из объятий. В ту же секунду Иван двинул плечами и кулаком левой руки, как будто его и не связывали руки гиганта, ростом выше его почти на голову, ударил околоточного в грудь. Медведев грохнулся навзничь. Толпа охнула, городовые расступились.
Павел подскочил к товарищу.
– Давай быстрей в казарму, Ваня! Может, всё обойдётся. Надевай шинель!
Через несколько минут курсанты уже были в своей комнате, на втором этаже казармы.
– Эх, Пашка! Никто не знает силу Ваньки Марченко!.. А ну-ка, Пашка, ложись на койку! Посмотрим, кто чью силу не знает…
Вокруг собрались курсанты:
– Ложись, Павел, ложись, раз Иван велит, – слышалось со всех сторон.
Павел всем своим стокилограммовым весом рухнул на кровать. Иван присел, поднатужился. Железные ножки кровати как бы напряглись, и богатырь приподнял ее изголовье сантиметров на тридцать…
По лестнице застучали сапоги городовых, и они, с оружием в руках, в сопровождении околоточного ворвались в казарму.
– Взять мерзавца! – сходу заорал околоточный, наставив пистолет на Ивана. Городовые, как мухи, облепили плотную фигуру курсанта и потащили его к двери. Но в дверях Иван стряхнул с себя городовых и, как столб, упёрся ногами в пол, а руками в косяки. Что только ни делали городовые, чтобы оторвать от косяков и пола его руки и ноги!
Околоточный Медведев, не сводя пистолета с Ивана, матерно бранил городовых, но сам боялся прикоснуться к богатырю. Убедившись, что им не взять курсанта, городовые отступили, поглядывая на околоточного.
– Вызовите командира роты, – приказал тот.
Дневальный побежал в штаб полка.
Надо сказать, что нового командира роты князя Во…цева солдаты и курсанты не только уважали, но и сдержанно, по-мужски, любили. И вот почему. До этого командиром роты у них почти два года был граф Ро…цев, самодовольный аристократ с постоянным стеком в руках. На марш-бросках он садился на жеребца и загонял солдат до седьмого пота. Бывал жесток в муштре. Гвардейцы его роты чувствовали себя в полку как прокажённые.
Наконец солдаты решили подложить своему ротному «свинью». На полковом смотре по стрельбе, где присутствовал командующий гвардейскими полками великий князь Павел Александрович, вся первая рота Преображенского полка стреляла в цель по
– Ваше высочество! Это недоразумение. На тренировочных стрельбах солдаты показывали хорошие результаты.
– А я в этом не сомневаюсь, граф, – резко ответил командующий. – Дело тут в другом – солдатики вас не любят. Извольте сейчас же написать рапорт! И в отставку! Гвардии такие командиры не нужны! – срываясь на крик, приказал великий князь.
Новый командир роты, несмотря на княжеский титул и огромное богатство, которым обладал, был прост с солдатами. На учениях разделял с нижними чинами нелёгкий уклад походной жизни гвардейцев. Те же марш-броски он совершал пешим, наравне с ними. Перед парадами не гнушался становиться с рядовыми в строй, чтобы отработать строевой шаг и наиболее сложные упражнения. Это был настоящий командир, отец солдату.
…Однажды папа был дежурным по кухне. Перед обедом неожиданно появился ротный. После рапорта князь спросил отца:
– Чем кормите солдат, доктор?
– Извольте отведать сами, Ваше сиятельство, – вытянувшись в струнку, предложил отец.
Князь улыбнулся и назидательно сказал:
– Доктор, у их сиятельства имений сто в России и, пожалуй, столько же за границей. Денег у нас хватит. Если обед не удался, приготовьте новый, но чтобы солдаты были сыты и довольны.
Конечно, за такое внимание к себе солдаты боготворили своего командира. И вот теперь его срочно вызвали из дома по случаю ЧП в его роте.
– Курсант Марченко! Почему не подчиняетесь власти? – обратился ротный к вытянувшемуся и слегка пошатывающемуся Ивану.
– Ваше сиятельство, фараоны проклятые у меня в деревне последнюю корову свели со двора за недоимки. Вот я и напился…
– Так надо было ко мне обратиться, а не напиваться, – укоризненно покачал головой князь. – А городовым надо подчиняться. Они слуги государевы, как и мы.
Ивана увели. Вскоре его определили в штрафной батальон. Не помогли ни ходатайство ротного, ни причина, по которой гвардеец напился. В штрафном батальоне ему, муштруя, вешали на плечи не один мешок с песком, а два.
– Встретиться с Иваном вновь мне пришлось только в конце 1905 года, – рассказывал мне отец. – Печальная это была встреча. Мы возвращались с японского фронта. Ехали в теплушках. На улице трескучий мороз. Где-то под Иркутском к нам забросили в вагон Ваню Марченко в одном исподнем. Он был смертельно пьян и всё время бормотал: «Я гвардеец-преображенец…» Услышав это, служащие станции решили избавиться от солдата, который попал к ним неизвестно откуда.
Оказывается, Иван тоже был на фронте, в том же штрафном батальоне. Отличился в штыковом бою. Ждал, что его помилуют, и не дождался. На обратном пути сбежал и скитался по станциям.