Формула кризисов. В паутине соблазна. У последней черты
Шрифт:
Но, повторяю, личные качества первого руководителя, в данном случае главврача медицинского учреждения, – его профессиональная порядочность, честь и бескорыстие играют решающую роль в работе всего персонала, пусть даже и сам руководитель, и его коллектив, как было во времена акаевщины, оказались брошены на самовыживание. Заявляю это также совершенно ответственно, поскольку судьба отдала меня попечению Национального центра кардиологии и терапии, имени академика Мирсаида Миррахимова. И мне вновь лично пришлось убедиться в блестящем профессионализме и высокой нравственности врачей-кардиологов и всего медицинского персонала
Восьмидесятилетний патриарх киргизской кардиологии М. Миррахимов так же, как и Эрнест Акрамов, сумел сохранить должный уровень лечения больных в своей клинике. Хотя далось это нелегко. До сих пор центр сердечной хирургии – крупнейшее лечебное учреждение республики – нуждается в самом необходимом: специальных кроватях, мебели, медицинском оборудовании и пр. Но эти материальные трудности ни в коей мере не отразились на уважительном и внимательном отношении персонала кардиологического центра к своим подопечным.
До сих пор с благодарностью вспоминаю Дениса – молодого врача-кардиолога из реанимационного отделения, у которого «в гостях», под капельницей, мне пришлось пробыть около суток; лечащего врача Чолпон Абдуллаеву; клинического ординатора Гузялию Османкулову, под опекой которых мы – шесть человек в палате – находились десять дней. Эти чуткие, внимательные медики одинаково относились ко всем – будь то заслуженный артист, журналист, чабан или шофер. (Именно такой расклад профессий был в нашей палате.) И поверьте, от этой искренней заботы не только лечащих врачей, но и санитарки тети Даши, у нас затихал ураган боли во время очередного приступа стенокардии. Следует добавить, что, кроме необходимых лечебных процедур, в клинике Мирсаида Миррахимова делают самый тщательный, скрупулезный анализ работы всех органов больного, и потому лечение в этом кардиологическом центре столь эффективно. Однако, не секрет, что такое отношение к больным в условиях рыночных отношений вы обнаружите далеко не везде. И на это есть свои причины.
Медицину ни в коем случае нельзя лишать государственных дотаций, отдавая больных на откуп тем, кто волею судеб утвердился на лечебном поприще. А главное, государство, не обеспечивая систему здравоохранения деньгами, лишается морального права на жесткий контроль за ее функционированием. К сожалению, в нашем диком капитализме рыночные отношения, подмявшие под себя мораль и нравственность, подчинили психологию людских взаимоотношений исключительно золотому тельцу, и призывы к гуманности, верности клятве Гиппократа утратили свой высокий смысл.
Медицина на просторах СНГ, а на Западе и подавно стала почти неуправляемым монополистом с баснословно высокими ценами услуг. И здесь невозбранно вспомнить светлые стороны жизни при Советах. Как бы мы ни хаяли прежнюю жизнь в СССР, а она при всех ее изъянах была более духовна и нравственна.
Тогда и братство народов не было фикцией, как это утверждают сейчас иные политики, потому что общественная мораль, которую культивировало государство, так или иначе, защищала личность. В огромной многонациональной стране не было таких, как ныне, межнациональных конфликтов. Нам было легче общаться друг с другом, потому что все были в равных условиях, да и беды, которых, что говорить, тоже хватало, были общими. Не случайно, что до
Кстати, нужных и полезных обществу людей, а вернее людей просто порядочных, мне приходилось встречать гораздо больше в среде рабочих, инженеров, ученых, даже чиновников различного ранга именно в то время, когда личное обогащение не поощрялось государством. То есть социальные пороки, заложенные в нас, к счастью, не в равной мере, – стяжательство, подхалимство, карьеризм и прочие отрицательные черты, которые встречаются у людей, были тогда под контролем законов. Да и общественная мораль не приветствовала людей, которые, перешагнув ее границы, стремились к богатству и превосходству над другими.
Дух соперничества, желание жить лучше, конечно же, присутствовали в каждом нормальном человеке, и это естественно. Но каждый реализовал себя, как мог. С той лишь разницей, что одни это делали, как и сейчас, не в ущерб окружающим, другие, наоборот, – за их счет.
Жизнь, несмотря на все трудности и невзгоды, одаривала меня встречами с такими беспорочными, чистыми, я даже скажу, кристально чистыми людьми, совесть и поведение которых не нуждались ни в какой корректировке законами. Расскажу об одной из многих таких встреч.
Во второй половине 50-х годов прошлого столетия мне пришлось работать заместителем заведующего отделом культуры по эксплуатации киносети Верх-Кетского райисполкома. Район этот – целое государство. Протяженность его вдоль реки Кеть, которая соединяет Обь с Енисеем через канал, прорытый еще белыми в годы гражданской войны, – 900 километров. Места глухие. Лесотундра. Летом можно добраться до киноустановок в основном только по воде. Расстояние между поселками – 100–150, а то и более 200 километров.
Сейчас там уже проложили железную дорогу. Добывают в тех краях нефть и газ. В те же времена я передвигался летом исключительно на моторных лодках или на самолете ПО-2, который был придан исполкому. А в стылую пору по зимнику, на лошадях. Так вот. Километрах в 150-ти от Максимкиного Яра – районного центра на берегу одного из притоков Кети – располагалась фактория, а при ней несколько домов для эвенков. Здесь раньше отбывал ссылку Яков Михайлович Свердлов, и партийное руководство организовало в домике, где он проживал, музей. Естественно, в музей ходить было некому. Стоял тот домик почти беспризорным, и от ветхости, под напором снега, у него провалилась крыша. Событие это дошло до Томска, и секретарь обкома партии по идеологии дал срочный приказ: отремонтировать крышу.
Случилось это в самые жуткие холода, и меня командировали организовать ремонт злополучной крыши. Зимник шел сквозь тайгу. Меж полозьями саней тянулась хорошо утоптанная копытами коней колея. И я решил одолеть эти 150 км… на мотоцикле. В райотделе культуры был приличный мотоцикл ИЖ-49, к которому меня тянуло как магнитом. О том, как я пробился к месту моего назначения и не замерз в пути, можно бы написать отдельный рассказ. Но суть не в этом: как бы то ни было, а я все ж таки добрался до музея.