Формула кризисов. В паутине соблазна. У последней черты
Шрифт:
Постепенно я втянулся в общественную жизнь республики. Делал регулярные передачи на радио, сотрудничал с редакцией последних известий. Жизнь свободного художника мне нравилась. Эфир не давил своей прожорливостью, и постепенно история с материалом «Штурмовавшая Зимний», случившаяся на семипалатинской студии телевидения, стала забываться.
Телевидению свои услуги не прелагал, боясь, как бы опять не влипнуть в какую-нибудь конфликтную ситуацию.
Но вскоре мне пришлось делать получасовую передачу «От сердца к сердцу». В то время я устроился инспектором по пропаганде в Красный Крест республики, и нужно было рассказать о донорах. Готовя материал,
В советское время за это платили деньги, прибавляли к отпуску дополнительные дни. Но не корысть двигала их поступками. Большинством их прежде всего руководила духовность, сознание того, что их кровь сохранит жизнь другому человеку.
После Отечественной войны, когда в памяти народной ещё были свежи ее ужасы, духовность народов великой страны ощущалась особенно наглядно. Любой призыв хирургов, которым в первую очередь нужна была донорская кровь, находил понимание почти во всех коллективах заводов и фабрик, в средних и высших учебных заведениях, даже в среде чиновников. Этому благородному порыву было и другое объяснение. Граждане большой и богатой страны негусто получали за свой труд. Но этих денег хватало на питание, скромную одежду и коммунальные услуги. Не было столь резкого деления на богатых и бедных, поэтому люди были солидарны и сплочены.
Сейчас, к сожалению, такого единения народа нет. Донорской крови катастрофически не хватает. Общество, сменившее идеалы и ориентиры, в очередной раз раскололось. Личное обогащение, возведенное почти в ранг государственной политики, воровство, взяточничество чиновников разбудили в душах людей самые низменные инстинкты. А солидарность и сострадание друг к другу ушли…
На передаче «От сердца к сердцу» присутствовал ведущий хирург республики Иса Ахунбаев. Передача имела большой резонанс, и запасы крови на станциях переливания значительно пополнились.
Прошло несколько лет. Я уже работал в только что открывшейся газете «Вечерний Фрунзе». Как-то утром в воскресный день я пошёл попариться в новую баню. Людей было пока немного, зато пар – отменный. В парной вяло похлестывал себя веником какой-то мужчина. Я узнал моего знакомого – Ису Коноевича Ахунбаева.
– Иса Коноевич, рад видеть вас! Что-то больно вяло машете веником! – подзадорил я доктора, зная его крутой нрав и манеру выражаться на чисто мужском языке.
– А ты попробуй три раза подряд сходить в парную, тогда я посмотрю, как ты будешь махать! Завтра понедельник, а у меня сложная операция на сердце. К тому же кое-что позволил себе в субботу. Сейчас вот восстанавливаю организм, – пояснил хирург.
Мы разговорились. Я рассказал Исе Коноевичу об отце, его участии в японской и Первой мировой войнах.
– Практика на войне для врача огромная, – заметил Иса Коноевич.
Пользуясь его расположением, предложил хирургу:
– В городе много разговоров о ваших операциях на сердце. А толком о них никто ничего не знает. Разрешите мне присутствовать завтра на вашей операции. Я подготовлю репортаж, расскажу людям, что это такое. Если есть проблемы, попробуем через газету решить их.
С присущей ему грубоватостью Ахунбаев ответил:
– Толку-то от вас, журналистов… Нашу клинику уже десятый год строят. Теснота в операционной, аппаратуры не хватает. А помочь никто не хочет.
Я заверил Ису Коноевича, что доложу обо всём редактору, газета откроет на строительстве поликлиники свой корреспондентский пост, и дело пойдёт. Мол, по своему опыту
– Ну, если так… Приходи завтра к десяти утра. Не опаздывай.
На том мы и расстались.
Утром я доложил редактору, что договорился с профессором Ахунбаевым присутствовать на операции и, захватив «репортёр», поспешил в клинику. Профессор уже предупредил персонал, что будет корреспондент из газеты, и отдал необходимые распоряжения. Меня провели к пациентке – моложавой, красивой женщине с диагнозом: врождённый порок сердца. Больная уже была подготовлена к операции. Грудь её по самый подбородок была закрыта чем-то плотным, и я видел только лицо и глаза. Сопровождавший меня врач объяснил больной, что за ходом операции на её сердце будет следить корреспондент. Больная слегка улыбнулась мне и закрыла глаза.
Операционная располагалась в двухэтажном здании. На первом этаже в сравнительно небольшом помещении одновременно шли две операции. Профессор Ахунбаев и 15 его ассистентов заняли одну половину. В другой расположилась группа врачей, которые делали резекцию желудка. Обе группы медиков чуть не задевали друг друга, и я оценил раздражение Исы Коноевича по поводу того, в каких условиях он работает.
На втором этаже, прямо над операционными столами, было прорезано большое стеклянное окно, несколько возвышающееся над полом. В обычные дни перед ним обычно стояли студенты – будущие хирурги, и преподаватель объяснял им ход операции. На этот раз студентов не было. Возле окна расположились я и хирург – кандидат медицинских наук, приданный мне в качестве консультанта. Операция проходила с использованием аппарата «искусственное сердце», кроме него, вокруг громоздилось множество другой аппаратуры.
– Сейчас Иса Коноевич будет вскрывать грудную клетку, чтобы получить доступ к сердцу, – пояснил мне хирург. – Операция трудоёмкая и длительная.
– А что именно будет делать хирург на сердце? – задал я вопрос.
– Как вы знаете, у больной врождённый порок сердца. Разновидностей такой патологии много. У этой женщины сужено отверстие митрального клапана – главный канал, если попросту сказать, по которому сердце перекачивает кровь. Так вот, этот канал сузился до критического состояния. Вы видели, как она порывисто и часто дышит. Сердце не успевает перекачивать кровь, организму не хватает кислорода. В общем все свои сорок лет больная не жила, а мучилась. Теперь Иса Коноевич должен расширить отверстие митрального клапана и зашить надрез.
Объяснения моего консультанта, мне признаюсь, были не совсем понятны. Как расширить митральное отверстие? Разрезать его? Но это же на сердце! Тогда смерть? Но своих опасений я не высказывал, боясь показаться абсолютным профаном. И вообще решил задавать меньше вопросов, а внимательно наблюдать за происходящим внизу.
На вскрытие грудной клетки ушло два с половиной часа. Бесчисленное количество капилляров нужно было закрыть, чтобы не хлынула кровь. Сейчас это делают при помощи ультразвука и лазера. Тогда же, в 1975 году, хирург выполнял эту кропотливую работу вручную.
В операционной стояла напряжённая тишина, прерываемая иногда краткими командами хирурга: «Зажим!», «Скальпель!», «Проверьте давление!»… Наконец грудную клетку раскрыли, хирург ловким движением подвел ладонь левой руки под сердце и слегка приподнял его.
– Смотрите, сейчас самый ответственный момент! Будут расширять митральное отверстие, – предупредил меня хирург.
Ассистентка подала Ахунбаеву длинный стеклянный скальпель, похожий на остро заточенный карандаш. Сердце больной, похожее на туго накачанный мяч, трепетало на ладони хирурга. Меня прошиб холодный озноб. В тот же момент хирург резко вонзил в него скальпель… Тугая струя крови брызнула ему на плечо.