Фортуния любит отчаянных
Шрифт:
Мы молчали. Эгберт в своей глупости избавил нас от тяжелого решения своей судьбы, и все оказалось бы просто, не будь у Эгберта детей. Дочь и сын. Пока еще они малы, но дети растут быстро. Во дворце ли, в замке дальних родственников, но дети Эгберта будут детьми преступника-заговорщика, изгоями, а это такая благодатная почва для ненависти. Мы понимали, что всегда найдутся те, кто желает переменить власть, особенно, если возложить корону на чело малоопытного и податливого юноши. Ненависть детей казненного наследника престола новые заговорщики непременно используют в своих целях. Через дюжину лет мы получим бунт, на знамени которого будут потомки Эгберта.
—
— Что? — поднял голову Альфред.
— Дети Эгберта не должны расти как дети преступника, — повторила я громче.
— Трис, даже если удалить их из столицы и держать в неведении о происхождении, запугав Клодильду, то все равно рано или поздно их найдут, откроют им все тайны, и мы получим то же самое, даже быстрее.
— Нет-нет, я не об этом, — продолжала я тянуть мысль, которая изо всех сил сопротивлялась, но что-то, что-то в ней было. — Просто... Эгберт не должен быть бунтовщиком, вот и все.
Папенька нахмурился:
— Предлагаешь пожурить заговорщиков и отпустить? Объяснить народу, что произошло семейное недоразумение, всех благодарим, идите с миром?
Я покачала головой:
— Нет же, нет, нужно объявить, что виноват не он... Он одержим! Вот! Он одержим, он под чарами, на него наслали заклинания запретной магии, отчего он стал марионеткой в руках заговорщиков, и в конце концов мозг бедолаги не выдержал.
Альфред хмыкнул, обдумывая эту мысль. Папенька воззрился на меня как на канарейку, которая начала рассуждать о траекториях небесных светил.
— Среди арестованных есть маги, — задумчиво произнес брат. — Положим, под обещание оставить им жизнь, а семьям состояние и земли, они признаются во всем, что нам нужно. Хм. Что-то в этом есть.
— Я бы отрубил им головы или придавил по-тихому, — проскрипел папенька.
— Отец, мы начали разработку недр на северных островах. Зачем разбрасываться ценными ресурсами?
* * *
Три дня я отдыхала и ни о чем не думала. Я не закаленный офицер — а жаль! Безумные переговоры после марша вымотали меня как никогда. Вечерами по тайному ходу я пробиралась в синюю спальню второго этажа гостевого крыла. Теперь мы с Эриком могли целоваться не боясь, что нас прервут родственнички.
Иногда мы гуляли вечерами по темным садовым дорожкам. Один раз встретились днем в заросшем углу сада, но риск был слишком велик.
На четвертый день Альфреда короновали, и я забеспокоилась. Теперь в его власти издавать указы, и не исполнить их невозможно. Я мучилась, разрываемая противоречивыми желаниями. Мне хотелось спрятаться в обители, но меж тем я была не в силах отказаться от встреч с Эриком. Он просил аудиенции с Альфредом, но ему отказали — Его Величество занят делами королевства. Я то порывалась поговорить с братом, то опасалась, что увидев меня он распорядится моей судьбой, а Эрика выставит вон.
На пятый день я переоделась в мундир и пошла в казармы. Охрана дворца встретила меня приветственными криками.
— Они говорят, вы только вино пили! Но вы, Ваше Высочество, не беспокойтесь, мы-то знаем, каково вам было! — подбежал ко мне лейтенант из новых. — Вы помните меня? Я во Втором полку был, меня генерал отрядил вас к Грастону сопровождать. Ваше Высочество, вы были великолепны!
Значит, Альфред распространяет слухи, что я всего-то выпила вина с Грастоном, и тот сдался, но свидетели рассказывают версию, которая отстоит от реальности с другой стороны. В глазах солдат, которые уже готовились к бою, я нечто вроде Афины Палладии. Это льстит, но Альфред не простит мне такой славы.
— Вот, Ваше Высочество, примите от нас, гарнизонный умелец сделал. Это из той самой бутыли, что вам разливали. Вам ведь орденов вручать не станут.
Лейтенант преподнес мне выточенный из бутылочного осколка медальон на цепочке с серебрящейся гравировкой "За безумное винопитие". В путанице линий я угадала фигуру в мундире с магстрелом в одной руке и бокалом в другой. На плече фигуры лежала коса, что указывало на женский пол. К горлу подкатил комок, я наклонила голову, и под восторженный рев гвардейцев лейтенант надел мне медальон на шею. К стриксу Альфреда. Это была та минута, за которую и десять лет отдать не жаль.
Солдаты достали кружки и разлили понемногу тем, кто не был на дежурстве. Прастон лишь шевельнул усом, но возражать не стал. Фехтование определенно откладывалось.
Возвращаясь к себе я раздумывала над создавшимся положением. Боюсь, восстановить добрые отношения между мной и братом не в моих силах. Никто не обвинял Альфреда в трусости. Все понимали, что стоило ему самому выйти на переговоры, как его немедленно попытались бы схватить, под Белым дворцом пролились бы реки крови, и если бы Альфреда арестовали или убили, в стране вспыхнула бы война. Альфред сделал все, что мог — приготовив заранее путь для отступления, вовремя им воспользовался, собрал команду, которая встала за него насмерть, и дождался войск. Но героиней дня, вовсе того не желая, стала младшая сестра. Этого Альфред стерпеть не мог.
Глава 12
На шестой день появилось какое-никакое развлечение: советник сообщил мне, что сегодня день дам-просительниц, и Его Величество поручает прием мне, наказав Ее Величеству присутствовать при разборе дел.
После смерти матушки, которую я едва помнила, "женские" приемы вела вдовствующая герцогиня Тальм, но когда мне исполнилось четырнадцать, я настояла на передаче мне сих обязанностей, и старушка с облегчением удалилась в поместье на юге.
Раз в месяц я выслушивала жалобы по дамским вопросам, принимала решения или направляла с грамотой к нужным людям. Когда Эгберт женился, папенька попробовал передать приемы старшей принцессе Клотильде, но мы обе воспротивились. Я — потому что хотела заниматься государственными делами, она — потому что не хотела. Ее, пятую дочь материкового герцога, растили в обители, и мне казалось, она боялась людей.
Тот год, что я провела при Великой Гипатии, приемы не вел никто. Альфреда и его супругу Эгберт всячески отстранял от государственных дел. Но теперь я вернулась и собиралась принять страждущих. Новоиспеченная королева робко села рядом. Если меня все-таки выдадут замуж, приемы придется вести Мирандии.
Потекли однообразные просьбы пристроить дочь во дворец, поспособствовать замужеству, спасти от замужества, найти мужа, спасти от мужа, найти опекуна, спасти от опекуна... Двоим "пристроительницам" я отказала, про третью, которую отрекомендовали как любительницу изящных искусств, спросила у королевы Мирандии. Та заинтересовалась и согласилась дать девушке испытательный срок в качестве фрейлины, если пройдет проверку у тайного отдела. Одну беглую невесту отправили в обитель отдохнуть от волнений и подумать о жизни, родителям второй наказали привести девушку на бал во дворце через два месяца, до того ничего не предпринимать. Может, присмотрит там себе кого-нибудь по сердцу.