Фотографирование осени
Шрифт:
что смогла, всё выслушала», — подумала сегодня Мать-Тереза
Живи, — «дальше придётся самой». «Хорошо. Угадай мою
мысль», — подумала я и спросила голосом:
— Знаешь, что я думаю обо всём этом? Обо всей этой дей-
ствительности?
Мы как раз шли мимо стройки какого-то нового торгово-
го центра, по дорогам ехали камазы, гружёные углём, кругом
нас топталась и продолжалась жизнь, голуби кидались под но-
ги, бледное солнце
— Что-нибудь музыкальное? — спросила Чайковская-
Спивак.
Точно, музыкальное! Это правда, каждое утро, только от-
крою глаза, я думала одно и то же, каждый раз одно и то же. Не
знаю, кто в этом виноват: я сама или окружающая действи-
тельность, но каждое утро начиналось одной и той же фразой.
— Только родина, только хардкор! — произнесла я её в
лицо невозможной Виктории-Маргарите Рукавицкой-Нусс.
Мысль её побежала куда-то за угол дома, а сама она прямо на
глазах стала уменьшаться, уменьшаться, и вот я слезла с её
спины. На прощание Виктория протянула мне руку.
«Я заберу все твои имена себе на память», — подумала я.
«Забира-ай!» — донеслась её мысль из-за угла. Маргарита-
Виктория пропала в людском переменчивом море. Меня ждал
театр и неизбежные неизвестные мысли о том, что делать
дальше. Чем занимаются в таком случае? Театром, наверняка
театром.
П о т е р я н н а я г л а в а
Эта глава была потеряна, но довольно быстро нашлась.
Она просто закатилась под стол, и всё, что мне нужно было сде-
лать — наклониться и поднять её с пола. Так я и поступила. Вот
так дурацкое происшествие, нелепая случайность дали имя
этой главе. Это всё, что нужно знать о ней.
Зима, чёрно-белый doc
Снега так много, счастье особого свойства, когда можно
расплакаться от него, но это так глупо.. Подойдут и спросят:
«Чего ревёшь?» — как объяснить? От снега? От света? От кра-
соты? Белый снег, тропинки из песка, закат отражается в окнах
многоэтажек, розовое облако со светлой каймой, пробки, авто-
бус подолгу стоит на одном месте, так что всё можно рассмот-
реть детально. Думаешь: видит ли это кто-то ещё? Видит ли
кто-то, кроме тебя? Невозможно же, чтобы не видели. Невоз-
можно. Успокаиваешься, едешь дальше, смотришь, думаешь: о
снеге можно много написать, прямо сейчас взять ручку и
начать — о снеге, о зиме, о белом. Но уже написана сказка, если
бы не эта сказка о снеге, можно было бы написать о снеге. Но
люди могут устать от этого, от снега, от белого, от света, до-
рожки из песка не всем нравятся так же сильно. С трудом сдер-
живаешься, чтобы не написать. Хорошо хотя бы думать о снеге
постоянно, и вспоминать некоторые слова, держать их в голо-
ве, перекатывать во рту, пробовать на вкус: снег, свет, лес. Снег,
свет, смех. Свет, свет, снег. Смех, снег, лес. И так далее, пока не
доедешь до работы, а там уж будут другие слова. А когда уста-
нешь от них, посмотреть в окно — а там снег, свет, снег.
На городских ёлках лежит снег, пока ещё январь, но при-
дёт февраль, весь его пообдует с веток, посшибает, останутся
они без снега, без наряда, как летом. Снова как летом. Недолго
их счастье и белая красота.
На киосках провода с иллюминацией, их прикрыло снеж-
ными карнизами, и огни оказались внутри снега. Они продол-
жают бежать, светиться из-под белого — матово и нежно, бере-
гут от яркости наши глаза.
Всё берёжет нас этой зимой, всё жалеет. На улице так кра-
сиво, светло, так радостно, что начинаешь бояться, как бы это
не потерять, внутрь, в живот, как будто пробирается мороз — и
это счастье? Но вполне можно уйти в дом, отвернуться от окна,
не видеть ничего белого, успокоиться. И снова посмотреть в
окно, убедиться, что красота твоя никуда не делась, те же чёр-
ные ветки под снегом, те же дорожки из песка, и морозно так
же, как было утром, а может быть, ещё холоднее. Только что
было тревожно, только что был холод внутри, а теперь — хо-
рошо, празднично. Правда, как зима не даёт забыть о себе, хо-
лодит щёки, так и у этой радости внутри как будто сидят игол-
ки: ступишь не так, поскользнёшься, подумаешь о чём-то дру-
гом — и уколешься. Завозишься, забеспокоишься — и иголки
будут колоть сильнее. Зима говорит: «Спокойствие, будьте
спокойны, пока что я тут, с вами».
Пока она тут.
*
Мир же не пустой, в самом деле, даже если ничего нет у
тебя и ходишь, как обалдуй, по городу, ищешь надпись: осто-
рожно, сход снега, а её всё нет, а снег сходит и сходит, а больше
и нет ничего, так вот, всё равно остаются слова какие-то. Они
ходят и ходят по миру, босые, бедняжие, без тебя, может быть,
не такие и бедные, но мы-то знаем: то, что без нас — оно бед-
ное и босое. Давай теперь майся, ищи свои слова, они ходят уже