Фотография с прицелом (сборник)
Шрифт:
В нашей каждодневной суете эта вот истинность как-то стирается, обрастает лукавыми суждениями, ложными объяснениями. Так статуя прекрасной женщины обрастает ракушками на морском дне. Ты видишь ее и не знаешь – богиня красоты там, под слоями мидий и гребешков, или страшилище из соленых глубин.
Другими словами, со всего, что Пафнутьев узнал за день, надо было содрать слой ракушечника, добраться до истинного значения всех слов и поступков.
«Ну так что, ребята? – проговорил Пафнутьев почти вслух. – Побеседовать нам с вами надо. Вы ни в чем не признаетесь. Это нормально. С этого все начинают. Все потом, когда вы освоитесь в новой обстановке.
А она, эта обстановка, совсем не такая, к какой вы привыкли. Нары, параша, железные двери с маленьким зарешеченным окошком, сокамерники. Там одни эти милые соседи чего стоят! Вот и приходит понимание случившегося.
Да, десять лет – это большой срок. Вы привыкли думать – обошлось. Оказалось, что ничего подобного. Не обошлось. Вам не повезло. Начались работы по благоустройству парка. Неприметный бугорок, который за это время зарос травой и кустарником, сгребли. Когда-то вы уговорили бульдозериста его насыпать. Теперь другой пролетарий сдвинул его в сторону. А в кулачке у Светы эта злосчастная пуговица.
Тут еще и Евдокия Ивановна со своим вечным, никак не гаснущим ожиданием дочери. Вот она ее и дождалась.
Очень много случайностей, конечно. С другой стороны, вам слишком долго везло.
Понимаю, наутро вы все были в шоке от того, что произошло. Знаете, ребята, у меня такое ощущение, что изнасилования как такового и не было. Но что-то у вас с девочками в ту ночь произошло.
Теперь, девочки, я уже к вам обращаюсь. Эксперт утверждает, что ваши юные головки были проломлены. Что-то у вас с ребятами произошло. Ссора. Обида. Я допускаю, что парни попросту не смогли вас изнасиловать. Вы все были под хмельком, а ребята – попросту пьяны. Вы над ними посмеялись. Легко, не оскорбительно. Ведь у вас праздник. Так вот, слово за слово. Плохая водка. Юное самолюбие. Дурное воспитание.
Тогда, десять лет назад, тут тоже работал бульдозерист. Он выпил и заснул в кабине. Вот жизнь пошла! Без бутылки водки ничего ни с кем не происходит.
Вы уговорили бульдозериста немного сдвинуть холмик. Делов-то. Он это сделал. А девочки, вполне возможно, еще дышали. Так что, скорее всего, живыми вы их зарыли. С бульдозеристом-то расплатились? А что могли ему посулить? Опять же бутылку водки. Он не нашел в себе сил отказаться.
Ладно, зарыли и разбежались. Бульдозерист опять в кабине заснул, какой с него спрос. Он потом, как глаза продрал, не помнил вообще ничего.
А утром вы встретились на вокзале.
Протрезвевшие.
Состояние шоковое.
Вот и созрел у вас план. Надо разбегаться. Немедленно. И подальше.
Вы уже не могли находиться в городе и общаться друг с другом. Как я вас понимаю! Да и о чем говорить-то? О ночных подвигах? О том, как бульдозериста за бутылку водки купили? Нет, об этом вы беседовать категорически не желали.
У вас одна мысль – разбегаться.
А по дворам уже бегали в ужасе мамы девочек, их отцы, братья.
Вам попросту стало опасно оставаться в городе.
До мелочей ли вам было в это утро. Никто из вас не заметил, что одной пуговицы на курточке не хватает.
Не завидую я вам, ребята, ох, как сильно.
Но кто-то же первый опустил камень на голову девочке. Что же такого она могла сказать, чтобы в юной пьяной голове поднялась такая злоба? Кто же был первым?
А сейчас? Сегодня? Как со злодеями поступить, уберечь их от расправы? Да и надо ли за них так вот впрягаться? Может, пусть лучше будет суд народа, скорый и правый?
Ты, Павел Николаевич, свое дело сделал, преступников установил. Теперь отойди в сторонку, да? Слабо?
Или сажать всех по камерам, приставлять охрану?
Их же всех в городе прикончат до суда. Чтобы этого не случилось, им надо молчать и все отрицать.
А Евдокия Ивановна молчать не будет. Она уже ласково поглаживает свой молоток, приготовленный ради возмездия. По моим сведениям, женщина уже сколачивает боевые отряды.
Так, может, пусть свершится возмездие?
Не зря мне привиделись охотничьи патроны, заряженные кабаньей картечью, нож из рессорной стали, заточенный до бритвенной остроты. Этакий вот бампер из танковой брони, приваренный к «жигуленку», слона сшибет, и никаких следов на нем не останется.
Надо срочно прятать ребят в камеры, не то судить будет некого. Добрые люди просто разорвут их на куски.
Точных сведений у меня нет, но в городе что-то зреет. Чует мое многострадальное сердце.
Срочно по камерам.
Их даже в общую помещать нельзя. Страшно подумать, что там с ними сделают.
Насильников в камерах не жалуют. Там праздник, когда появляется такой вот моральный урод. За решеткой суда ждать не будут.
Ох, ребята, признаваться вам надо, повинные писать.
А мне стоит сегодня же связаться с прокурором и с Шаландой. Пусть отлавливает и в одиночки сажает.
Не то молоток Евдокии Ивановны уже нынче в ход пойдет, с часу на час кровушкой обагрится.
Не зря у закрытых гробов, стоящих во дворе Евдокии Ивановны, уже полгорода толчется. Люди крови хотят.
А на гробах портреты девочек. Они как бы тоже в толпе, среди живых людей. Хорошо, что хоть черепа напоказ не выставили. А ведь кто-то предлагал это сделать, даже настаивал.
Но поставили портреты. Большие, красивые, под стеклом, в рамках. Тоже ведь работа. Отобрать снимки, заказать увеличение, оплатить. Тут настоящий оргкомитет нужен.
Да, Евдокия Ивановна, недооценил я тебя. И ведь открылась, дала знать, что есть ребята, готовые взять в руки и молоток, и нож из рессорной стали, и ружье с кабаньей картечью, сесть за руль «жигуленка» с бампером из танковой брони. После встречи с ним никто не поднимется.
А знаешь, Евдокия Ивановна, дорогая моя помощница и соратница, тебе тоже не мешало бы поберечь себя. Сгущаются тучи, Евдокия Ивановна, чует мое сердце, и над твоей седой головой. Засветилась ты, Евдокия Ивановна. Как бы чего не вышло».