Фрагментация
Шрифт:
Сам Машиах не испытывал теплых чувств к сородичам. Он не чувствовал к ним и особой вражды. Скорее он не понимал смысла их существования, не понимал их неведения. Ведь они жили на чудесной планете, окруженные тысячами живых существ, жаждущих любви и общения. Но балхи не желали этого видеть. Они считали себя единственными разумными существами на Аргоне, вынужденными вечно трудиться на болоте. Для Машиаха живым было все – болото, водоросли и даже редкие камни, которые встречались на дне. Все это обладало любовью и сознаньем. Машиах ощущал особый свет энергетических вибраций во всем, в чем видел жизнь. А жизнь была везде. Иногда казалось, что он чувствовал все, что можно было чувствовать в этом искаженном разумом мире: пульсацию камней, тоску непризнанной красоты болота, гармонию одиноких
Машиах мог часами стоять в топкой воде и разговаривать с водорослями и камнями. Камни могли рассказать очень много, так как жили дольше всех, некоторые с момента сотворения планеты. Вскоре он заметил, что по мере общения камни поддавались его желаниям. Он мог поднимать их со дна, менять форму и складывать вместе, создавая громоздкие вращающиеся ансамбли. А потом, наигравшись, обрушивать камни градом в зыбкие трясины. Он мог сжимать их в бесконечно плотную и невидимую точку, расширять и создавать из них мосты и чудесные замки. Позднее он понял, что может делать это не только с камнями, но и другими формами жизни. Главное было показать им свою любовь. И тогда они одаривали тебя безмолвным согласием. Так Машиах научился управлять материей.
Только одни существа не поддавались ему – балхи. Они не понимали его. Вернее, не хотели понять. Машиах знал, что соплеменники считали его сумасшедшим за его странные вылазки в болото, разговоры с самим собой и многое другое. Но его это не волновало. С камнями и водорослями общаться было интересней, чем с балхами. Эти предметы были намного свободнее, невзирая на свою ограниченную форму. И они всегда были искренними. Машиах с самого детства мог отличать форму от сущности, находя последнюю почти в любом предмете. Хотя, концентрируясь на сущности, в материальном мире становилось тяжело различать объекты. Все состояло из смешанных потоков вибраций – разноцветных снопов прерывающихся линий, связанных между собой еле видимыми расплывчатыми контурами. С другой стороны, в мире сущностей все было просто, так как все были равны и никто не испытывал неприязни. Все было общим и повиновалось одному-единственному закону – избегания страданий. Некоторые сущности приходили к этому через неуязвимость, другие – посредством размножения или сотрудничества, и лишь самые развитые порождали вокруг себя гармонию и любовь.
Машиах находился в мире сущностей, даже когда чинил волокуши. Иногда находясь на общем собрании, обязательном для всех совершеннолетних балхов, Машиах мог невпопад взмахнуть рукой или повернуться не туда, куда следует, безмолвно общаясь с каким-нибудь светящимся контуром. Формы редко когда замечали общение со своей сущностью. Он всегда поражался, как сидевший по близости балх не чувствовал, что он общается с его сущностью. Словно суррогат разумности, жил своей собственной жизнью, оторванной от природного естества. Машиах наблюдал за сородичами и видел в каждом из них два разобщенных начала, одно из которых живое, приветливое и теплое, а другое – холодное, замкнувшееся на внешних законах иллюзорного мира.
Однажды на одного старшего балха наехала большая волокуша, и ему переломало ноги. Его притащили в мастерскую и стали шумно обсуждать, что с ним делать. Одни предлагали оставить его в живых и сделать протезы, указывая на Машиаха. Другие призывали отдать его на обряд священной кремации. В болоте не хоронили. «Он, мол, уже ни на что не будет годиться, даже с протезами. Он станет обузой для рода!» – кричали многие из собравшихся. Машиах смотрел на поврежденного балха и видел, что его сущность в полном порядке. Сам балх был готов уже сдаться и умереть, но сущность была всего лишь напугана искусственными законами. Машиах никогда не понимал, откуда балхи эти законы выкопали. Сущность боялась нарушить внутреннее подобие вида. И тогда Машиах решил, что сущность надо просто приободрить. Он подошел к покалеченному балху и сказал тихо: «Вставай!»
А тот балх всем на удивление и встал. Перестал скрести руками от боли, медленно поднялся и, пятясь, как краб, на полусогнутых ногах отошел к стене. Все еще не веря в способность ходить, он обвел всех присутствующих удивленным взглядом, пошатался и заковылял к выходу. На выходе он все-таки закричал от радости, а потом крикнул соплеменникам, что будет работать еще лучше, чем прежде. Все смеялись над ним, но он не соврал. Ноги его хоть и срослись не совсем правильно, бегал он вдвое быстрее здоровых сородичей. Никто из самых быстрых доселе сборщиков не мог опередить его волокушу.
После этого случая Машиаха стали сторониться еще больше. К непониманию балхов добавился еще и страх перед сверхъестественным. Отчуждение общины не было враждебным. Большинство балхов просто игнорировало Машиаха, считая его местным юродивым. А тот не обращал на это никакого внимания. Он много кого еще вылечил, и много кто после его лечения стал непохожим на других. Машиах постепенно свыкся со своими способностями. Мысль, что он особенный и, как говорили старейшины, обладает секретной силой, уже не казалась ему такой странной. Но в чем суть и смысл его силы, Машиах так и не мог пока понять.
Так спокойно протекало время, пока на болоте не произошло одно событие. На Аргон скоро должен был прилететь очередной транспортный корабль с пищей и генераторами. Началась суматоха. Все родовые ячейки сконцентрировались на сборке гилиуса. Выбранный участок болота был поделен на равные сектора, и в каждом не покладая рук трудились отряды сборщиков. Как всегда, все старались собрать как можно больше кристаллов, что обеспечило бы безбедное существование ячейки на ближайшие пару лет. Как обычно, между отрядами возникла острая конкуренция. Некоторые из сборщиков, опустошив свой сектор, норовили забраться на чужой и переходили границу, если вблизи не было свидетелей. Волокуши ломались очень часто, и Машиах вместе со своей мастерской тоже перебрался на болото, поближе к сборщикам.
В один такой день Машиах сидел на стальной рампе переносной мастерской и наблюдал за перемещениями сборщиков. Он заметил, как небольшая группа балхов быстро перебежала условную границу своего сектора и стала быстро прочесывать волокушами свободный участок. Внезапно справа из-за редких зарослей тростника выбежал нестройной шеренгой отряд хозяев участка. Нарушители вовремя их не заметили, и отряд быстро настиг их. Схватив пятерых балхов, хозяева участка решили учинить над ними немедленную расправу. Машиах увидел, как предводитель отряда вынул из чехла острый серп, собираясь зарезать пойманных балхов. Это поразило его: «Как можно было убивать себе подобных, своих родных соплеменников, с которыми ты вырос и перенес многие тяготы жизни? Да и ради чего? Ради кристаллов, которые и так на этой планете общие для всех и никогда не принадлежали балхам».
Машиах, полный решимости не допустить убийство, спрыгнул с рампы и побежал к месту происшествия. Без перепонок на ногах он не мог удержаться на поверхности болота и провалился по пояс в воду. С трудом перебирая ногами по зыбкому илу, он кричал балхам, чтобы они остановились, но никто не обращал на него внимания. Когда он приблизился к балхам, все уже произошло. Три окровавленных тела плавали в мутной воде, а хозяев участка окружила родовая ячейка убитых. Разъяренные родственники громко кричали и размахивали серпами. Вот-вот, и они бы набросились на хозяев. Но тут Машиах закричал. Крик тянулся бесконечно долго, на одной тонкой пронзительной ноте. Душу Машиаха переполняло отчаянье и страх перед незнакомым ему чувством. Это было ощущение ярости, будоражащей разрушительной силы, способной с легкостью гасить искры жизни. Из-за непереносимого крика многие балхи побросали серпы и схватились за головы, затыкая уши. Машиах перестал кричать и резко выкинул руки вперед. Балхов словно ударило огромной взрывной волной. Они отлетели на десяток метров и упали в воду. Но их тела не утонули. Ударившись о поверхность болота, тела стали медленно подниматься в воздух. Прошло несколько мгновений, и вот уже около сотни балхов парили невысоко над водой, напоминая огромных неуклюжих птиц.