Фрагменты
Шрифт:
— Значит, ты грустишь по напоминаниям о разрушениях? — спросила Кира.
— Не совсем, — ответил Сэмм. — Просто... я всегда думал, от того, что мы — оба наши вида — натворили, миру стало хуже, но здесь мне кажется, будто миру вообще все равно, кто мы есть такие. Или кем мы были. Мы пришли и ушли, а жизнь продолжается, и земля, которая была здесь до нас, останется и после того, как мы все умрем и будем забыты. Птицы будут по-прежнему летать. Дождь по-прежнему лить. Конец не наступил, мир просто... начался с нуля.
Кира молчала, обдумывая его слова. Они казались в чем-то столь чистыми, столь неожиданными от того Сэмма, которого знала Кира. Он был солдатом, воином, твердой стеной, однако сейчас ей открылась и более мягкая, почти лирическая, его сторона, которую Кира никогда раньше не замечала.
Продолжая движение, она смерила его долгим взглядом. Он выглядел на восемнадцать, как и все Партиалы-пехотинцы, но прожил уже девятнадцать лет. Ему было восемнадцать уже в течении девятнадцати лет. Но жизнь он начал, как восемнадцатилетний, получается, ему. . тридцать семь?
Эти мысли совершенно запутали Киру. Она пыталась понять, каков его внутренний возраст.
Как он думает о себе и как — о ней.
«И снова эти догадки, — мысленно прорычала Кира, тряся головой, будто могла избавиться от раздумий так же легко, как от воды, капающей с волос. — Что обо мне думает Сэмм? Что я думаю о Сэмме?»
Она сказала себе, что это не имеет значения, что у них есть более важные причины для беспокойства, но ее сердце, судя по всему, не обратило на это внимания. Она сказала себе, что нет смысла пытаться разобраться в их отношениях, потому что она даже не знает, какими хочет их видеть, и поэтому не представляет, от чего отталкиваться или на чем основываться. Ее сердце проигнорировало все эти доводы.
Ее разум яростно работал сам по себе, размышляя о том, кто такой Сэмм, что он такое, откуда он, чего он хочет и какое отношении к этому имеет Кира, девчонка, которая постоянно подвергает опасности его жизнь. Он говорил о том, что мир обновил себя, а Кира могла лишь надеяться быть в этом мире вместе с ним. Такой же разговор часто бывал у нее с Маркусом, и каждый раз ей чего-то не доставало. Но с Сэммом...
«Нет. Я здесь не для этого. Моя задача в другом. Думать о будущем с Сэммом — бессмысленная трата сил, когда он все равно через год умрет из-за партиалского «срока годности».
Найди ответы. Реши задачу. Ты не будешь жить, если не добьешься той жизни, которая будет достойна того, чтобы ее прожили».
Кира ехала вперед и смотрела, как садится солнце, как красное небо становится розовым, затем синим, а потом приобретает самые богатые оттенки фиолетового, которые она только видела.
Она смотрела, как появляются звезды и начинает казаться, будто их свет заливает всю прерию.
Они разбили лагерь в открытом поле и поджарили кроликов, которых Херон поймала с помощью силков. Кира закрыла глаза и притворилась, будто конец света никогда не наступал, будто это только начало, а когда она проснется утром, весь мир будет таким, как это место — исцеленным и единым, нетронутым человеческим вмешательством, или восстанием Партиалов, или любым другим признаком цивилизации. Она заснула, и ей приснилась темнота.
На следующий день они увидели первое отравленное дерево.
Ветер переменился. Вместо сильных восточных потоков Великих Озер постепенно, усиливаясь с каждой оставленной позади милей, стали дуть южные ветра Мексиканского залива.
Пока все было в порядке, но это скрученное, чахлое, совершенно белое дерево стало первым признаком того, что легкие дни закончились. Путники приближались к токсичной пустоши.
На второй день Кира почувствовала запах; это было лишь слабое дуновение, короткая струя, которую донес до нее ветер. Отравленный воздух пах чем-то кислым с металлической привкусом.
Это напоминало смесь серы, дыма и озона. Легкий порыв, который тут же улетучился.
Днем позже этот запах разбудил Киру и простоял б ольшую часть суток. Вдоль дороги стали встречаться редкие рощи выбеленных деревьев, напоминающих зловещие скелеты. Трава, которая жалась к жердям изгородей, стала более бледной, чахлой и слабой. С каждым днем она выглядела все хуже.
Следующий город, который попался у них на пути, назывался Оттамуа. Его улицы, стены и крыши были измазаны потеками химических остатков, как будто даже потоки дождя были жестоки и смертоносны. Через центр города протекала река. Она не могла сравниться размерами с Миссисипи и не имела впечатляющих мостов.
Те же, что на ней некогда стояли, были разрушены. Кира не могла определить, что именно стало тому причиной: устроенный много лет назад взрыв или безжалостная погода. По крайней мере вода, текущая с севера, где земля не была так загрязнена, казалась чистой. Путники остановились в городе на несколько часов. Они обшарили ветхие магазины и рестораны, разыскивая медикаменты и консервы с продовольствием, которые казались по-прежнему съедобными.
Херон была способной охотницей, но сейчас, когда они вошли в пустошь, есть что-то из пойманной ею добычи будет, скорее всего, небезопасно. Кира снова осмотрела рану Афы, состояние которой не ухудшилось со времени кораблекрушения. Она успокаивающе бормотала на ухо мужчине.
— Мы сейчас еще раз пересечем реку, — тихо сказала она, смачивая едва ли не последними остатками питьевой воды пулевую рану у него на ноге. — Мы поплывем, но это будет не как тогда.
Проще.
— Мы испортим рацию, — сказал Афа. Его глаза были полузакрыты от боли и действия анестезии. — Нам нельзя намокать, а то она испортится.
— Мы потеряли рацию, — произнесла Кира. — Не волнуйтесь из-за этого.
— Найдем новую.
— Найдем, — спокойно ответила Кира, щедро смазывая рану неоспорином. — После того как пересечем реку.
— Я не хочу больше переправляться через реку, наша лодка снова разобьется.
Этот разговор повторялся кругами, пока Кира плотно перебинтовывала его рану, а затем оборачивала ногу полиэтиленовыми пакетами и скотчем, делая все возможное, чтобы защитить ее от воды. Она закончила и подошла к Сэмму.
— Он даже не осознает, где мы, — сказала она. — Нет смысла тащить его дальше — у нас нет на это права.
— Мы не можем просто его бросить...
— Я знаю, что не можем, — огрызнулась Кира, но затем смягчила свой голос и отвела взгляд. — Я понимаю, что мы делаем ради него все возможное, мне просто это не нравится. Когда «делать все возможное» включает в себя «тащить его через отравленную пустошь», решения, которые привели нас сюда, начинают казаться ужасно неправильными.