Француженки не любят сказки
Шрифт:
– Я не знал, что ты ходишь в этот тренажерный зал.
– Всего лишь две-три недели, – ответила она. Как нравился ему ее хрипловатый голос! Говорила она быстро, слегка задыхаясь от недавней нагрузки. Ему захотелось сделать что-то такое, чтобы она не смогла вернуть к норме свое дыхание. – Обычно я бываю здесь по утрам.
Но только не этим утром, подумал он с легкой усмешкой. В это утро, когда он еще затемно ушел на работу, она наверняка еще долго-долго спала, дыша его запахом, оставшимся на простынях.
Он обвел взглядом
– Ты не пришла сегодня, – пробормотал он, и ее лицо вновь зарделось. – Я скучал без тебя.
Ее губы задрожали. Она смотрела на него как на злостного лжеца, впервые пытающегося говорить правду.
Но теперь он знал, что нужно делать. Недаром он обладал ее телом всю ночь – оно выдало ему кое-какие ее секреты. Ее нужно убедить, успокоить.
Он взял ее за руку, раскрыл большим пальцем ее ладонь и поцеловал. Его тело сразу наполнила жаркая, шелковистая радость. И если он мог воспользоваться всеми пресловутыми стереотипами насчет французов, то это был как раз подходящий момент.
– Ты уже закончила тренировку? – тихо спросил он.
Ее грудь с тугими сосками явственно вырисовывалась под легким топиком. И снова ему пришлось перебарывать свой порыв. Это тренажерный зал, кругом посторонние люди. Даже тебе не дозволено наброситься на нее прямо тут.
– Я… вообще-то… только что начала, – нерешительно отвечала она.
Его большой палец передвинулся с ее ладони на запястье.
– Сколько времени ты занимаешься?
– Около часа. – Ее глаза впивались в его бицепсы, плечи, губы. Он невольно провел ладонью по подбородку. Черт, уже колючий. Хоть брейся дважды в день. Но тогда он уж точно покроется прыщами. Он кашлянул и попробовал разглядеть под веснушками и румянцем смущения, не поцарапал ли он ночью ее щеки.
Его большой палец переместился выше и теперь выписывал маленькие восьмерки на сгибе ее руки, там, где кожа очень чувствительная.
– Можно я зайду за тобой? Ты поужинаешь со мной?
Ужин? – взвыло его тело. – Опять? Черт побери! Ведь тогда пройдет несколько часов, прежде чем он сможет потрогать губами все ее маленькие, напряженные мышцы. Нужно приучить тело хоть к какой-то самодисциплине. Еще не хватало, чтобы Жем осталась без ужина после такой нагрузки.
Она посмотрела на него затуманенными синими глазами и закусила нижнюю губу.
– Тогда будет только шесть часов, – мягко напомнила она. До половины восьмого в Париже не работал ни один ресторан. Придется ждать целых полтора часа.
– Можно погулять по прекрасному городу, – услышал он собственный голос.
«Ох, вот ублюдок! – взвыл его перец. – Мазохист и ублюдок».
Но какая-то другая его часть жадно и со страхом ждала ответа.
– Хочешь, мы с тобой погуляем?
Она заморгала, и теперь этот густой румянец был уж точно реакцией на его предложение;
– Да.
«Знаешь, приятель, в сексе ты намного лучше, чем на романтической прогулке, – с горечью напомнил его перец. – Ты мог бы и сам это сообразить».
«Заткнись», – приказал он своему ужасно недисциплинированному и похотливому органу.
«Ну, о чем ты будешь с ней беседовать? Блеснешь своей эрудицией? Только не вздумай рассказывать о своем детстве!
Романтическая прогулка! Будете гулять, держась за руки?»
Его обидчивый перец на него взъелся: «Лично я считаю, что гораздо романтичнее было бы…»
«Да заткнись же ты, в конце концов!»
Глава 12
Возможно, ему просто нравятся романтические приключения, думала Джейми, поглядывая на огромного мужчину, который шел рядом с ней, крепко сжимая ее руку. Может быть, ему нужно все это – не только роскошный секс, но еще и чье-то преданное сердце, рвущееся из тела во время этих прогулок по набережной Сены. Возможно, если бы Кэйд было интересно купить секс в его офисе, он точно так же гулял бы с ней вдоль Сены, с такой же нежной улыбкой.
Возможно, он точно так же держал бы ее за руку, будто человек, который ни за что на свете не отпустит ее, лишь только если ему отрубят руку.
Возможно, у него это просто инстинкт: он любит упиваться похвалами очередной своей поклонницы, лежащей у его ног.
Она посмотрела на большую руку, покрытую множеством мелких шрамов, так крепко сжавшую ее пальцы. Потом посмотрела на него.
Он улыбнулся ей с высоты своего роста и тут же отвел взгляд. Ей даже почудилась робкая улыбка на этом грубом лице, лице «плохого парня».
Он ничего не говорил, но мужчине, гуляющему по весеннему Парижу, и не нужно ничего говорить. Лучше молчать. Лучше просто наслаждаться прохладным ветерком с реки, который шевелит косматую черную шевелюру, смотреть на мосты, перекинутые через столетия, на молодую зелень деревьев на набережных. Вечера становятся все длиннее. Солнце еще только садится, окрасив полоски облаков розовыми, золотыми и лиловыми красками. Небо над головой голубое, чистое, весеннее. Кажется, полмира влюблены друг в друга; пары гуляют вдоль Сены, держась за руки. На краю заката, на западе, в стороне от розовато-лиловой реки высится Эйфелева башня, окутанная сероватой дымкой.