Француженки не любят сказки
Шрифт:
– Ты все-таки тут гостья. Есть место, куда тебе хотелось бы пойти? – нежно спросил он.
Она жила в Париже уже три месяца, да и прежде бывала не раз, но никогда не гуляла за руку с таким мужчиной.
– Мне очень нравится гулять вот так, как сейчас.
Он еще крепче сжал ее руку.
Он привел ее к Лувру и мосту Искусств. Они стояли на пешеходном мосту рука об руку и смотрели, как садится солнце. Неподалеку играл джаз; двое влюбленных обнимались, прижавшись к цепи. По всему мосту висели разноцветные замки; группа студентов со смехом и криками откупоривала пиво и вино. Вокруг них бурлили жизнь и любовь, но Джейми и Доминику на
Когда на небе померкли розовые краски заката, засверкала мириадами искр Эйфелева башня, предвещая прекрасный вечер и приковав к себе всеобщее внимание. Они молча смотрели на нее, но теперь Доминик обнимал Джейми за плечи и крепко прижимал к себе. Через минуту он поставил ее впереди себя, чтобы она прислонилась спиной к его груди, и укрыл ее полами своей куртки. Он по-прежнему молчал, просто обнимал ее на мосту, глядя на искрящуюся башню. Она чувствовала ягодицами, что он возбужден, но он ничего не говорил об этом и даже не прижимался к ней бедрами. Просто стоял и смотрел на огни, обняв ее большими руками.
Когда искры померкли, осталось привычное ночное убранство башни, более красочное и элегантное, чем вечернее платье любой кинозвезды. Доминик вздохнул и какое-то время стоял неподвижно.
– Вероятно, ты очень сильно проголодалась после таких физических нагрузок, – сказал он потом. – Позволь мне накормить тебя.
У нее что-то затрепетало в животе от его слов. Позволь… Позволь мне накормить тебя.
Ей хотелось спросить, почему он отправился с ней на прогулку, почему хочет быть с ней, но она не могла, ведь они едва знают друг друга. Так что она могла лишь принимать его внимание – или отказаться от него.
И все эти дни она принимала его внимание.
Он прошел с ней через двор Лувра, мимо сияющих огнями фонтанов и Пирамиды и горстки мальчишек, выделывавших немыслимые прыжки на роликах. Потом свернул на северо-восток и остановился возле ресторана, из окон которого лился теплый свет. Перед ними стояла еще одна пара, а ресторан был полон посетителей, но едва Доминик шагнул через порог, как его заметил мужчина, спускавшийся в зал из кухни.
– Разумеется, вы не позаботились о том, чтобы зарезервировать себе столик? Вы никогда не думаете об этом.
Джейми постаралась не придавать значения словам «вы никогда не думаете». Они уселись за столик, которого не было еще пару минут назад; он был такой маленький, что они с Домиником буквально прижались друг к другу. Впрочем, мужчина может прийти в ресторан в самых разных ситуациях – с друзьями, семьей, даже один. Не обязательно с красивой женщиной.
Доминик улыбался ей через крошечный столик и явно был доволен собой.
– Ты согрелась? – спросил он. – Тебе тут нравится?
А она немного забыла о словах «вы никогда». Возможно, он ужинал тут и прежде, но сегодня выбрал этот ресторан на ее вкус. Во всяком случае, как он его понимал.
– Ты, вероятно, слыхала о шеф-поваре Даниеле Форе, – сказал он. Конечно, слыхала. Всего лишь пару дней назад она обедала с Кэйд, Сильваном, Филиппом и Магали в более крутом ресторане Даниеля Форе. – Я начинал у него. Он один из лучших людей на свете. – Дом сказал это твердо, тоном, не терпящим возражений. – Но я не знаю, известно ли широким слоям клиентов, что у него три ресторана. Самый известный он предназначил для людей искусства, другой – для буржуа, а вот этот, – Дом усмехнулся, – для пролетариев. Довольно-таки незамысловатая еда… но в его
Я люблю тебя. Потребность сказать ему это росла в ней, будто гигантский воздушный шар, делалась все больше и больше, вытесняя все остальное. Наконец она испугалась, что если откроет рот, то сможет сказать только это.
На мосту, когда она стояла между его телом и сверкающими огнями Парижа, ей хотелось повернуться к нему, потереться лицом о его грудь, спрятать на ней лицо. Но разве можно говорить это сильному мужчине? Тем более что ей нечего ему предложить после двух свиданий, кроме груза своей любви, которая прилипнет к нему цепкой лозой. Нетрудно догадаться, что она родилась, чтобы вести паразитическую жизнь, горько подумалось ей. Использовать землю и других людей ради собственных надобностей…
Она уставилась на стол и старалась дышать ровно и медленно, чтобы взять себя в руки. Слова, написанные на бумажной салфетке, расплывались перед глазами: «Я такой, какой я есть… Я люблю того, кто любит меня, и не моя вина, если это не всегда одно и то же. Я создан для радости. Чего еще ты хочешь от меня?» Превер. Шеф явно любил поэзию.
– Что с тобой? – спросил Доминик.
– Все хорошо, – ответила она. Даже замечательно! Если бы она могла пройти сквозь эту стену, если бы могла снова стать женщиной, которая спасает мир, удержала бы она его тогда? Может ли вообще избалованная принцесса, которая мнила себя спасительницей мира, но после его первого жесткого удара свернулась в клубочек, как зародыш, заслужить мужчину, который в двенадцать лет стал работать на скотобойне, но все-таки добился славы? Заслуживает ли она этого мужчины – его улыбки, его рук на своем теле, бутонов роз на грубом камне и его восхитительного шоколада? – Глупый стих. – Она отодвинула от себя салфетку.
– Мне он всегда нравился, – медленно возразил Доминик, словно не был уверен в своем вкусе.
Конечно. Возможно, это написано для него: «Да, я таков, и не моя вина, что я тебе нравлюсь. Чего еще ты хочешь от меня?» Она с трудом улыбнулась.
– Ты часто приходишь сюда и знаешь все стихи на сервировочных салфетках?
Он открыл рот, подумал и закрыл, проглотив то, что хотел сказать.
– Мы можем поменяться. – Он подвинул к ней другую салфетку.
Она подняла на него глаза. «Эта любовь такая неистовая, такая хрупкая, такая нежная…» Он пристально смотрел на нее своими угольно-черными глазами.
– Вы выбрали? – спросила их приветливая девушка.
Доминик потер затылок и отвел взгляд. Можно было подумать, что официантка задала ему бестактный вопрос.
– Нет, – ответила Джейми. Она даже не успела заглянуть в меню. – Нет, я хочу подумать.
Его лицо отразило немалое удивление, но потом он улыбнулся.
– Да ты ничего не принимаешь вслепую! Умница. Ну-ка, сейчас я попробую тебя уговорить.
На этот раз им было проще, и они не торопились. В предыдущий раз он был просто эротической фантазией, ей нужно было выпустить сексуальный пар из своей скороварки. Теперь же никакого давления не осталось. Он опять любил ее всю ночь. Теперь, если она поднимала голову навстречу его поцелуям, если закрывала глаза, если ее мышцы делались в его руках мягкими и податливыми, то это оттого, что… ей нравилось, что он рядом. А он гадал, пустила бы она его к себе, если бы он не мог предложить ей великолепного секса, если бы ему хотелось только взбежать по лестнице, лечь рядом с нею в постель, обнять ее и уснуть.