Французская любовь. Как это бывает

Жадько Григорий Григорьевич

– Разве ничего нельзя сделать? – почти умолял я.

– Нет. Посадить на три часа человека и искать вашу потерянную, я не могу.

– Может, я сам дайте журналы регистрации

– А вы знаете, что такое врачебная тайна, вот если бы вы были из милиции.

– Я не из милиции

– Тогда до свидания.

Ниточка оборвалась. Я был очень удручен. Что я еще знал про мою «потеряшку». Совсем немного, если не сказать ничего. В голову совсем ничего не приходило. Была еще правда слабая зацепка про кроссовки. Найти ее парня. А что делать! Я отправился в комитет молодежи при райисполкоме.

Молодой, но чинушный комсомольский работник, со смешной фамилией Козлодой смотрел на меня свысока, долго куражился, но удивительно быстро нашел список тех, кому давали кроссовки в этом квартале. Бумага лежала в первом ящике, и видимо он недавно ее смотрел. Переписать 9 фамилий и адресов, в блокнот не заняло много времени. Это была уже ниточка. Не мешкая, я отправился на поиски в тот же день. Я не знал даже имени того, кто мне был нужен. Это сильно осложняло мою задачу. По первому адресу открыл парень моего возраста. Лицо его было обожжено, но не сильно и эти шрамы совсем не портили его, а напротив, придавали черты мужественности. Выхода не было, я представился, что из комитета молодежи. Что бы завязать разговор поинтересовался как у него дела. Разговор наш не заладился.

– Кроссовки подошли?

– Да! – Он криво усмехнулся.– Возвращать не собирался.

– А как вообще дела, – вымучил я фразу из того что пришло первым на ум.

– Спасибо. У меня все хорошо, – вяло вымолвил он.

– Ни каких проблем? – настойчиво продолжил я.

– Нет. Ни каких.

– Так не бывает.

– Бывает.

Мы помолчали. Я чувствовал, что ошибся адресом. У него все нормально с головой и этот парень явно не может быть тем, кто мне нужен, но какая-то сила непреодолимо держала меня, и не мог уйти.

– Все у вас? – спросил он, со скучным лицом, пытаясь прекратить разговор.

– Не хочешь говорить? – не сдавался я.

– А зачем?

– Расскажешь, легче станет.

– Не думаю.

– Проверено.

– Это надо доверять, тому с кем общаешься.

– Я не внушаю доверия.

– Вы же не были там.

Да эта фраза просто была убийственной. Ответить на нее было нечего. Мы помолчали, обменялись долгими взглядами.

– А если бы был?

– Тогда бы вас не послали ко мне, знаю я вашу заботу для галочки.

Конечно, мне стоило развернуться и уйти, но какая-то незаслуженная обида не давала это сделать.

– Выходит, все кто там не был уже и не люди вовсе, а так мусор.

– Я так не сказал

– Но подумал Может я туда собираюсь.

– Добровольно?

– Да.

Он первый раз внимательно посмотрел на меня.

– Зачем?

– Хочу написать книгу.

– Это для разговора, или, правда?

– Не стопроцентная.

Ему понравилось, что я не соврал. Взгляд его маленько оттаял. Он присел за стол и показал мне взглядом на место напротив.

– Послушайте, – он замолчал, долго подбирая нужные слова, – написать правду вам не дадут, а ложь никому не нужна, и ее можно писать из головы, не отправляясь туда.

– Все-таки честней будет побывать там.

– Слово «честность» здесь звучит глупо, если все равно придется в итоге врать.

– Иногда писатели пишут в стол и ждут, некоторые дожидаются.

– Таких

мало.

– Мало, но есть.

– Единицы, – он внимательно и долго посмотрел на меня, – но допустим. Может быть.

– Если бы я вернулся, тогда бы мы поговорили.

– Тогда бы наверно поговорили, если бы у вас осталось такое желание.

– А о чем?

Он на некоторое время задумался, еще пару раз смерил меня недоверчивым взглядом и неуверенно сказал,

– Много о чем. Эта война. Не по газетам. Там убивают, иногда детей совсем безвинных, а мальчик ни в чем не виноват.

– Ты его застрелил

– Отец Николай думает, что он остался жить.

– Ты тоже так считаешь.

– Раньше нет, теперь не знаю.

Тут, в комнату заглянула его мать. Видимо при ней он не хотел говорить и вышел. Она, неожиданно заплакала.

– Как пришел оттуда, – она показала на потолок, – с друзьями не дружит, девушки его не интересуют. Не выпивает.

– Ну, может нужно время. Время лечит.

– Я его теряю. Чувствую нутром, теряю. Он теперь часто ходит в церковь.

– Это не совсем плохо.

– Я тоже так думала. Не препятствовала. Верила, что, возможно, все обойдется.

На уголке стола я увидел небольшую бумажку, краем глаза пробежал ее.

«Отче наш, перейди через мой дом и забери все переживания и болезни и пожалуйста обереги мою семью. Во Имя Отца и Сына и Святого Духа Аминь. Господи люблю тебя, нуждаюсь в тебе, приди сейчас в мое сердце».

– На днях он заявил, что пойдет и месяц поживет в монастыре, и если понравится, то останется там.

– Д-да!

– Не знаю что делать, как будет лучше – она опять всплакнула. – Вы заходите!

– Зайду обязательно, – совершенно запутавшийся соврал я.

Тяжелый осадок оставшийся после этого разговора выбил меня из колеи. Настроение упало.

Но делать нечего, и я пошел по следующему адресу от Театральной до д/к Горького, а потом свернул на Народную.

Два парня в десантной форме изрядно выпившие были удивлены, когда открыли дверь, так как оказывается, они ждали знакомых девушек.

– Ну и ты заходи! – сказал один из них просто и второй подтвердил, не колеблясь тоже самое. Парни были веселые, и говорить иначе, как за столом не желали.

– Кроссовки, да нет проблем! Про это потом, проходи, садись.

Налили стакан вина. Полный, чуть не с верхом. Я посмотрел на батарею бутылок на окне. Вино было «Яблочное» по 1р52к. Его делали из гнилых осенних яблок. Обычно плохо очищенное оно скверно отдавало гнилью после глотка. Когда пьешь дрянное вино, лучше залпом и сдерживаться от обратных позывов.

– Зачем полный!

– Ты что больной? – сказал тот, что пониже, крепыш, очевидно хозяин квартиры.

– За знакомство! – подтвердил его худощавый друг без предисловий.

– Если нам не хватит, сгоняешь? – Вдруг неожиданно обмолвился хозяин квартиры.

– Ну, ты чудовище, дуло залепи, – прервал его второй.

– Схожу, – коротко согласился я и опрокинул содержимое.

Выпить мне не мешало. Настроение было поганое. Хозяин квартиры изредка икал. Веселья не было. Я сел в сторонке и обо мне как-то сразу забыли или сделали вид что забыли.