Французская любовь. Как это бывает
Шрифт:
За столом больше говорил худощавый парень, видимо продолжая прерванный разговор.
– Раньше я хотел хату, хотел машину, и сейчас хочу, но не сильно. Главное, что бы были эти чмошные деньги, не так много, но чтобы не унижаться, не просить у матери, а пахать на эту страну больше не хочу.
– Н-да.– Вяло промычал его друг. Это можно было понять как сочувствие.
– Еще хочу, что бы у меня была подруга
– Это как?
– Чтобы не жениться.
– Замётано.
– Он подумал немного и добавил.– Еще много что хочу. Но вообще, то я могу обходиться без всего этого, только, бы меня не доставали.
– Мать достает?
– Она!
– Бывает.
– Ее понять можно. Ждала меня помощника, а меня воротит от всего этого лошья на гражданке. И обида, и хочется только лежать на кровати и смотреть в потолок. Лежать и смотреть. Лежать и смотреть.
– Радоваться что живой?
– И это тоже. Но это уже в прошлом. Это я уже пережил. Иногда начинаю вспоминать Кандагар или наши рейды с ХАДовцами в провинции Логар. Гоню эти мысли прочь и думаю, что это было не со мной, и не я а кто-то другой был там за речкой. Ты знаешь, помогает. Или надо выпить, а то не уснешь. То, что мне было интересно в той жизни, сейчас кажется хренью. Ничего не хочется делать, ни куда не хочется идти. Лежать на подушке и смотреть в потолок – это по кайфу. Больше ничего.
– Так бывает.
– Раньше я считал себя, хрен его знает кем, когда обижал тех, кто слабее меня, бухал по подъездам, подглядывал за девчонками в школьном туалете, занимался онанизмом, тырил у родителей мелочь по карманам, а иногда и не мелочь.
Я иногда ненавидел и презирал себя за это, пока не попал «За речку» Там я понял, что это был детский лепет маменькина молокососа.
Сколько у нас было «подвигов» в Афгане!? Козлы. Я презираю садистов и ушлепков. Обдолбанные чарсом, химкой и гашишом солдатики, каждая забранная нашими руками жизнь аукнется нам на том свете.
– Но мы же не из тех которые все два года терли полы, пытались закосить в сан. части, писали мамочке жалостливые письма и стучали замполиту на всех начиная с командира и заканчивая сержантами и поварами на кухне.
– И что?
– У них все плохие и офицеры-шакалы и прапора враги народа.
– Да. Эти утырки из срочников на гражданке
– У нас тоже были такие. На ЗУшке наводчиком был один москаль. Друзья его были обкуренные, а сам он сперва ссался не помогло, потом стал ходить под себя и что? Уехал домой как дембель хреновый мать его так.
– Комиссовали тогда многих. Эти «чмо» шли на всякие хитрости.
– Может, не все косили.
– Но были и такие что косили.
– Без базара.
– А награждали тогда мало.
– Согласен. Представления писали, а мы как клоуны ходили без наград, даже дембеля уезжали без наград.
– А потом давали многим, даже этим «ВЭВЭЭСАМ» и стрелкам ЗУ, сидевшим на высотках, жравшим от пуза из котелков и стрелявшим в «зеленку» по команде на беспокоящий огонь.
– Им вообще лафа была. Отсиживались, не видели того, что нам досталось.
– Войска дяди Вани (ВДВ), это самое пекло, но все равно наши командиры были полное Г, мать твою.
– Рыба гниёт с головы, а чистят её с хвоста.
– Что мы пацаны! Вчерашние школьники. Мозгов-то в этом возрасте мало. А вот с «шакалья» спрос особый. Видели же, гады, и знали, что происходит во взводах и ротах. Видели и знали, что «чарс» курят почти все, что творят их солдатики на «прочёсках» и «караванах».
– Чего тебя понесло дебил?
– Сам дебил. Это еще не понесло. Я только начал. Наливай по полному.
Он выпил, не приглашая никого, утерся, и, не закусывая, продолжил:
– Вот что я вам всем скажу.– Он расстегнул воротник. И вглядом почему-то уставился неотрывно на меня,
– Баранов мы пиз-ли, было дело, и я в этом участвовал. Шашлык машлык извинения пастухам, чарс пару раз пробовалводки то не было. Но Я не расстреливал пассажиров «барбухаек» с целью шмона и грабежа, не обчищал кишлаки афганцев. Не убивал хозяев, скрывая улики. Не насиловал, не грабил проходяшие мирные караваны. Не врывался в дуканы и не убивал почем зря бабаёв когда мне хотелось выпить, подкидывая им при этом буровские патроны.
– Что крышу сорвало? – Перебил его хозяин квартиры, но друг не обратил внимание на его реплику и продолжал сверлить взглядом меня:
Конец ознакомительного фрагмента.