Французская любовь. Как это бывает
Шрифт:
Когда я уходил то оглянулся. Она смотрела в мою сторону с каким-то странным выражением, сквозь меня и будто я это совсем не я.
Я вернулся на веранду. Дождь не стихал, даже усилился. Я сел откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Когда идет дождь хорошо думается. Но гроза не занимала мои мысли. Я вдруг живо представил, что происходит на кухне. «Маша закрывает дверь. Руки ее неторопливо скользят за голову. Пуговицы на спине непослушны. Наконец платье расстегивается. Взявшись за подол, она чулком наизнанку снимает его. Тело ее при этом изгибается. Мокрое и тяжелое платье вешает на спинку стула. Придвигает стул к горячей печке. Доходит очередь до лифчика. Он тоже мокрый. Руки привычно за спину. Какого он
Стоп! Там же есть окно!
Эта мысль пробила меня как током, я вскочил и снова сел. Черт побери! Вообще – то это все не очень. Но я ведь все равно не высижу здесь.
Нет! Этого не стоит делать! Конечно, не стоит, не стоит но так хочется, что просто нет сил. и я виновато прикусив губу, направился к северной стороне дома, к кухонному окну. Чуть не упал на скользкой тропинке. «Вот и Бог не хочет, что бы я подсматривал» – мелькнула не прошеная мысль.
Занавески закрывали только нижние две трети окна. Встав на высокий приступок фундамента, я вытянулся и ухватился за ставню. Ставня предательски жалобно скрипнула удержанная слабым крючком. Выждав несколько секунд, я с замирающим сердцем вытянул вверх голову поверх занавески. Картина, которая открылась мне, просто захватила меня целиком. Сразу ощутил жаркую волну, сердце забилось в учащенном ритме, готовое выпрыгнуть из груди. Моя ночная гостья действительно разделась и сейчас стояла у печки, в чем мать родила. Она сушила волосы, сбивая их легкими движениями. Я видел ее только со спины. Лопатки ее двигались, волосы струились по плечам, спине, немного не достигая розовых аккуратных половинок начала ног. Дыхание мое остановилось, я боялся вздохнуть или шелохнуться. Маша часто встряхивала головой, и подносила пряди волос ближе к печи. Выхватывала новые прядки и вновь сушила у теплой плиты. «Когда же она обернется, когда же. когда!» Настойчиво желал я! Какая стройная и нежная она сзади, а что будет, когда она обернется. Наконец Маша прекратила свои занятия, встряхнула последний раз головой, разбросав волосы по плечам, и сделала несколько шагов к двери кухни. Она ступала свободно и просто, как будто на нашей кухне ей было ходить раздетой совсем привычно. Приблизившись к двери, Маша приложила ухо к ней и прислушалась. Это было очень забавно и смешно, я видел ее всю голенькую как на ладони, а она слушала меня там через дверь. И, наконец, она повернулась и пошла обратно!
О боже!
Как она была хороша. Черт побери! Зачем девчонки носят все свои платья и другие штучки, если они так прекрасны без них. Если бы они знали, как пацаны хотят увидеть их без всего. Вот эти милые грудки, качающиеся в такт шагов, с розовыми упрямыми сосками, и стройный втянутый живот, с таким ласковым смешным пупком и самое главное, что есть у девушки, прикрытое легким темным треугольником волос. Это класс! Это нечто необыкновенное и сногосшибающее, это то, что всегда недоступно и пленительно. У меня даже закружилась голова, и перехватило дыхание от увиденного. Но Маша даже не подозревала о моих шалостях.
Наконец, я почувствовал, что совсем промок. Хотя карниз и защищал меня от прямых струй дождя, все же порывы ветра иногда приносили изрядные порции влаги. В туфлях у меня уже было полно воды, но я, ни за что не хотел бросать своего занятия, только старался придвинуться ближе к стене дома, где меньше доставалось. «Походи еще немножко!» просил я ее мысленно. «Никогда еще голые девушки не ходили у нас так запросто. Походи и я посмотрю на тебя, я только посмотрю еще раз, еще немножко!» « Ты же такая красивая, такая восхитительно нежная открытая и свободная, что тебе стоит порадовать меня еще раз. Ну, один разочек! Самый маленький разочек! И все!
Но как, не жаль было моя ночная фея не вняла моим молитвам, и решила
Мне пришлось поспешно ретироваться. Когда она появилась в сенях, я уже сидел мокрый на стуле, у открытой двери, и с меня лилось не меньше чем с нее, когда она уходила.
– Спасибо за печку. Так тепло и здорово! – Сказала она с добрыми нотками в голосе, когда я услышал ее шаги у себя за спиной.
– Я рад Маша! И так конечно будет лучше.
– Правда, здорово, я вам так благодарна. Вы очень добрый и хороший.
«А какая ты хорошая – и не представляешь, у меня до сих пор руки дрожат!» – Подумал я, стараясь быть спокойным, и пытаясь ни как не выдать своего душевного волнения. Я глядел на нее, и только что увиденное, яркими образами всплывало у меня в сознании. Я видел ее вновь без этого сурового клетчатого платья. А она наивно хлопала ресницами и мило улыбалась.
– Хотела спросить. Видела у вас гитару. Вы играете?
– Немножко.
– Может, когда-нибудь, я услышу вас.
– Моя игра тебе быстро надоест, и ты непременно попросишь спеть
Она улыбнулась, как будто своим мыслям
– Наверно так и будет. А что тут плохого
– Пою я просто скверно.
– Совсем!
– Увы! Без сомнений, а в гитаре не важно как ты играешь, главное как ты поешь
– Не задумывалась.
– Это правда. Ты знаешь, сколько заблуждений окружают нас – это была ключевая фраза. Спусковой крючок. Я чувствовал, что меня понесло. Если девушка нравилась мне, меня несло и чем сильней – тем больше, и я продолжил – Это и в живописи и литературе так. Люди думают, если человек хорошо умеет рисовать, то он уже художник.
– Вы так не считаете?
– Нет. Человек, который может точно нарисовать, еще совсем не художник, он просто хорошо владеет карандашом. Он ремесленник, а не творец и возможно им никогда не станет. Так можно любого учителя русского языка назвать писателем. Да! Он очень грамотно пишет, правильно излагает на бумаге свои мысли, может даже прекрасно разбирается в литературе и учит учеников, как писать сочинения, но все же до писателя ему далеко. До хорошего, я имею в виду.
– Пожалуй, на счет учителя я соглашусь с вами. А у вас на гитаре шесть струн или двенадцать.
– Шесть, одинарный набор.
– Жаль, конечно.
Мне осталось непонятным, что ей было, жаль или то, что струн только шесть, или, что у меня голоса нет. Я не успел ей ответить, как Маша неожиданно перевела разговор:
– А что с вами, Вы тоже с ног до головы? – удивилась она, увидев мою насквозь промокшую одежду.
– Я люблю ходить в дождь, – пробормотал я, не задумываясь, первое, что пришло на ум.
– Вы не боитесь грозы?
– Я люблю её. Гроза в июле это же прекрасно.
– Это все равно холодно, неуютно.
– Первую минуту, а потом здорово, только нельзя стоять.
– Бр-р-р.
– Надо двигаться.
– И вы так ходили по дождю?
– Ходил. А как дети бегают по лужам и получают удовольствие. Это как настроиться. Вспоминаются ощущения чего-то давно забытого и утраченного. Такой заряд энергии, бодрости нового и свежего.
– Вы так вкусно рассказываете
– Потому что это правда, – соврал я.
– В этом наверно, что-то есть.
– Конечно, не сомневайся.