Французская новелла XX века. 1900–1939
Шрифт:
— А видели вы, дорогой мой, как течет река?
— Великолепно сказано! Великолепно!
В эту самую минуту известный торговец картинами, завершив осмотр мастерской, ухватил художника за рукав и оттащил в угол.
— Душ, приятель, а ведь вы ловкач! — сказал он. — На этом можно сделать карьеру. Беру вашу продукцию. Только не вздумайте менять свою манеру, пока я вам не скажу, и я обещаю покупать у вас пятьдесят картин в год… По рукам?
Не отвечая, Душ с загадочным видом продолжал курить. Постепенно мастерская пустела. Наконец Поль-Эмиль Глез закрыл дверь за последним посетителем. С лестницы доносился, понемногу отдаляясь, восхищенный гул. Оставшись наедине с художником, писатель
— Ну как, старина, — проговорил он, — ловко мы их провели? Слыхал, что говорил этот молокосос с кроличьим воротником? А прекрасная полька? А три смазливые барышни, которые только и повторяли: «Как это ново! Как свежо!» Ах, Пьер Душ, я знал, что глупости человеческой нет предела, но то, что я видел сегодня, превзошло все мои ожидания.
Его охватил приступ неукротимого смеха. Художник нахмурил брови и, видя, что его друг корчится от хохота, неожиданно выпалил:
— Болван!
— Я болван? — разозлившись, крикнул писатель. — Да сегодня мне удалась самая замечательная проделка со времен Биксиу!
Художник самодовольно оглядел все двадцать идеоаналитических портретов.
— Да, Глез, ты и правда болван, — с искренней убежденностью произнес он. — В этой манере что-то есть…
Писатель оторопело уставился на своего друга.
— Вот так номер! — завопил он. — Душ, вспомни! Кто подсказал тебе эту новую манеру?
Пьер Душ помолчал немного, затем, выпустив из своей трубки густое облако дыма, сказал:
— А видел ли ты когда-нибудь, как течет река?
ФРАНСУА МОРИАК
(1885–1970)
Франсуа Мориак любил называть себя «католиком, пишущим романы», указывая на тот идеал, в свете которого изображается жизнь в его произведениях. И, однако, именно католическая церковь всегда относилась к писателю с нескрываемой подозрительностью: ведь религия для Мориака вовсе не была догмой, дающей последние ответы на существенные вопросы бытия. В основании всего творчества писателя лежит мысль о безысходном противоречии между неодолимой потребностью человека в идеале гармонии и справедливости и невозможностью дать ему жизненное осуществление: отсюда рождается катастрофичная конфликтность произведений Мориака, насыщенных острым психологизмом. В первую очередь в глаза бросается удивительная устойчивость идейно-художественной структуры его произведений. Проблематику, характеры персонажей, способы построения сюжета, наметившиеся в первом зрелом романе писателя — «Поцелуй прокаженному» (1922), без труда можно обнаружить и в остальных его произведениях — романах «Прародительница» (1923), «Тереза Дескейру» (1927), «Клубок змей» (1932), «Конец ночи» (1935), «Дорога в никуда» (1939), «Фарисейка» (1941), в повести «Обезьянка» (1951) и др.
Мориака всегда занимала проблема Зла. Однако, в отличие от Бернаноса, который мыслил Зло как автономную сущность, для Мориака оно возникает в результате заблуждения и утраты любви. Ведь никто не может поручиться, что он не причинил страдания окружающим. Эта способность человека сеять вокруг себя зло, пусть даже невольно, позволяет понять, почему и мире, созданном Мориаком, так затруднен и проблематичен доступ к подлинным человеческим ценностям.
Как и персонажей Бернаноса, персонажей Мориака можно разделить на «святых» и «грешников». Но для «святых» Мориака — детей или взрослых, сохранивших детскую чистоту, — не находится места в реальной жизни с ее страшными в своей будничности драмами. Добро, живущее в их сердцах, подобно яркому факелу, в свете
Есть у Мориака и персонажи, которых обличает искренняя набожность, оборачивающаяся, однако, либо религиозным конформизмом, либо «фарисейством»: истовая вера, рождающая в человеке иллюзию собственной непогрешимости, идет рука об руку с душевной черствостью, догматизмом и нетерпимостью.
Облик жизни в ее сложившихся формах определяют в художественном мире Мориака многочисленные нравственные мертвецы, чье существование проходит под знаком эгоизма и своекорыстия. Цельные в своей негативной сущности, эти персонажи играют вспомогательную роль. Подлинными героями Мориака являются люди, заблудившиеся на «путях любви». Глубочайший трагизм их положения и судьбы проистекает из противоречия между стремлением к духовному освобождению и необходимостью прибегать для этого к таким средствам (будь то брак по расчету или хладнокровно обдуманное убийство), которые в нравственном плане уравнивают этих героев с персонажами «отрицательными»: деградация героя, его подчинение окружающей жизни оказываются прямым следствием его протеста и незаурядности.
Писатель-реалист, Мориак видел, что идеалы его героев не могут найти своего воплощения. И, однако, он питал глубокую гуманистическую веру в неистребимость Добра. В этом, по Мориаку, залог нравственной значительности человеческого существования.
Frangois Mauriac: «Trois recits» («Три рассказа»), 1929; «Plongees» («Поверженные»), 1938.
Рассказ «Престиж» («Le rang») входит в книгу «Поверженные».
Престиж
I
— Уже вернулась? Ты не пошла на кладбище?
В ответ мужу Ортанс Беллад только пожала плечами. Глядя, как жена, округлив короткие толстые руки, снимает шляпу с черной вуалью, он понял, что она в ярости.
— На кладбище? Да, как же, на кладбище! Когда я увидела перед церковью фургон похоронного бюро, я решила, что хоронят кого-то еще. Но нет, он, оказывается, приехал за бедняжкой Эммой. Я не могла поверить собственным глазам; Огюст перевозит тело своей сестры в Лангуаран, в фамильный склеп. Он себе ни в чем не отказывает! Это уж слишком. Люди, которые много лет живут на наш счет… Всем известно, во что обходится теперь перевозка тела. Ты не находишь, что это переходит все границы? — добавила она с затаенной угрозой.
— Разумеется, это роскошь… Но нужно понять Огюста: его отец, его мать, его сестра Эдокси похоронены в Лангуаране. Нельзя же, чтоб Эмма, последняя в семье, оказалась в общей могиле…
— Чувствительность — дело похвальное, но не на чужой счет. Я так и скажу Огюсту: если он настолько богат, чтобы перевозить Эмму в Лангуаран, больше ничего от нас не получит; теперь всем приходится туго.
Эктор Беллад промолчал, но Ортанс хотела, чтобы ей перечили.
— Ты не согласен со мной? — настаивала она. — Я прекрасно вижу, что ты меня не одобряешь.