Франкенштейн (илл.)
Шрифт:
На берегу нашли тело.
— Я близко от берега живу, ваша милость. Еще до того, как я про убийство это услышала, я видела, как кто-то оттолкнулся в лодке от того самого места, где покойника нашли, да только не разглядела я его.
Мистер Кервин повернулся ко мне и сказал:
— Поскольку вас обнаружили в лодке на берегу, вам непременно
Я решил, что ему хочется посмотреть, как я себя поведу при виде этого тела, если уж от одних слов рыбака про отметины на шее я так разволновался. И в сопровождении судьи и еще нескольких человек я пошел в местную гостиницу. Мы прошли в голую заднюю комнату. Комната была вся пустая, и только посередине стоял простой деревянный гроб.
Господи Боже! Как рассказать об этом!
Когда меня подвели к гробу, чтобы я увидел бездыханное тело, я закричал от ужаса!
Бездыханное тело, вытянутое передо мной, — было то, что осталось от Генри Клерваля!
«Пойдемте со мной, вы увидите тело!»
Я задохнулся, я упал на холодное тело. Рыдания надрывали мне грудь, я кричал: — Неужто злое мое дерзновение и тебя убило, мой добрый друг! Я виноват уже в двух других смертях! Сколько же еще жертв унесет проклятый сатана, как он унес тебя, Генри, милый мой Генри!
Продолжать я не мог. Я весь затрясся и упал на пол без памяти.
Генри Клерваль — новая жертва!
ГЛАВА 18. В тюрьме
Тюрьма. Горячечный бред.
Следующие два месяца провел я в тюрьме, в бреду и горячке. Я чуть не умер тогда. Мистер Кервин мне потом рассказывал, как я метался и взывал к тюремщикам, которые, разумеется, сочли меня буйно помешанным. Я непрестанно винил себя в гибели моего брата, моего друга Жюстины и вот теперь еще Генри.
Я просил всех вокруг мне помочь разделаться с кем-то, кого я называл «враг». Меня часто мучили кошмары, и тогда я кричал в ужасе, что «враг» сжимает пальцами мою шею, хочет меня задушить!
Когда горячка оставила меня и я выздоровел, я увидел, что лежу в жалкой камере с зарешеченными окнами. Какая-то старушка спала на стуле подле моей постели.
— Кто вы? — спросил я, разбудив ее своим вопросом.
— Меня наняли тебя выхаживать, — ответила она неласково, — хоть и не знаю, зачем надо тебя выхаживать, ведь тебя еще не наказали как следует за то, что ты, говорят, человека убил.
Я отвернулся от бесчувственной женщины, но потом понял, что никто не станет заботиться об убийце,
Скоро я узнал, однако, что мистер Кервин был очень добр ко мне, пока я болел. Он посылал ко мне доктора и сиделку. Он часто меня навещал, как ни трудно ему было слушать бред того, кого считал он убийцей.
«Кто вы?»
Однажды, когда я уже настолько окреп, что мог сидеть на постели, мистер Кервин зашел в мою камеру. Придвинув стул поближе ко мне, он спросил:
— Чем я мог бы облегчить вашу участь? Я заглянул в его добрые, сочувственные глаза и сказал:
— Благодарю вас, сэр, но только смерть одна может меня утешить. Только смерть может избавить меня от мучений.
— Не теряйте надежды, юноша. Из бумаг в вашем кармане я узнал, кто вы такой и кто такие ваши родные в Женеве.
Я весь задрожал при упоминании о моих родных.
— О Господи! — вскрикнул я. — Что с ними случилось? Неужели там опять произошло убийство?
— Родные ваши в добром здравии, — уверил меня мистер Кервин и прибавил с улыбкой: — А к вам гость!
Я испугался худшего — враг здесь, он явился мучить меня рассказом об убийстве Генри! Я заслонил глаза руками и крикнул:
— Нет! Ни за что! Не пускайте его ко мне!
«Не пускайте его ко мне!»
Мистер Кервин поднялся на ноги и посмотрел на меня в изумленье.
— Может быть, вы и впрямь виновны, Виктор. Я-то думал, что вам приятно будет повидать своего отца.
— Моего отца! — крикнул я.
И мистер Кервин пошел к двери и ввел моего отца ко мне в камеру.
Радость моя не имела границ. Ему с трудом удалось перебить мои излияния для того, чтобы сообщить, что Элизабет и Эрнест — оба вполне здоровы. Я был слишком слаб, а потому он не оставался у меня долго и скоро ушел.
В течение следующего месяца отцу и мистеру Кервину удалось собрать свидетельства жителей того островка, где я прежде жил, что в ту ночь, когда убили Генри, я находился там, а вовсе не в Норвегии. Таким образом невинность моя была доказана и меня выпустили из тюрьмы.
Я знал, что должен тотчас ехать в Женеву, чтобы защитить тех, кого я люблю, и уничтожить чудовище, которое сам же и создал. Отец тревожился о том, как я перенесу столь долгий путь после болезни. Я был очень слаб. Я исхудал, превратился в скелет, и меня все еще терзали приступы горячки. Но я так рвался поскорей покинуть Ирландию, поскорей уехать в Женеву, что отцу пришлось, наконец, уступить.
«Отец!»